Феликс Чуев - Сто сорок бесед с Молотовым
– В Политбюро тоже петь надо, когда Жданов на пианино играл, а вы за столом…
– Пианино, когда не-немного выпьем. Ворошилов пел. У него хороший слух. Вот мы трое пели. «Да исправится молитва твоя…» – и так далее. Очень хорошая музыка, пение церковное.
– Есть очень красивые песни.
– Очень красивые есть. И Чайковский писал музыку для церкви, ну и другие крупные композиторы.
– Козловский пел.
– Козловский, да. Еще бы, конечно.
– Михайлов, бас наш.
– Да, по-моему, Михайлов был то ли дьяконом, то ли протодьяконом.
– Вячеслав Михайлович, а мать ваша когда умерла?
– Она уже после революции. Кажется, в 1920 году.
– В 20-м вы на Украине были, первым секретарем. Уже в верхах были, но не в Политбюро.
– Я на Украине был всего-то… На Донбассе…
– А отец умер в каком?
– А он, видимо, в 1923 году.
– Царство небесное родителям! – восклицает Шота Иванович.
– Сколько вас детей было всех? – спрашиваю я.
– Семь человек было. Как отец говорил: «Шесть сыновей и сам соловей!» Все пели. Шесть сыновей и одна дочь. Старшая сестра. А кроме того, еще было трое, но тех я уже не застал, в детстве умерли. Всего было десять у моей матери, я был предпоследний.
– А брат, композитор, когда он умер?
– Он умер года четыре-пять назад.
– Музыкальность по какой линии, по материнской или по отцовской?
– Видите ли, отец – у него был хороший бас, но не было слуха. И все-таки он пел в церковном хору, на клиросе. Он пристраивался к кому-нибудь с хорошим слухом, басу, и подтягивал… Выписывал много нот всяких церковных. На богомолье ездил. Куда только… А средний брат Николай был талантливый живописец, очень хорошо рисовал, но все сам – самодельно, самоучкой. И композитором стал самоучкой. Очень способный. Как музыкант очень способный, как политик – никуда. (Смех.)
– Отец, наверно, был знаток женщин? – интересуется Шота Иванович.
– Он бывалый человек. Он бывал на разных ярмарках, в Нижнем Новгороде, в других местах, и там у него была вольная жизнь. Родители жили в Вятке, а «Торговый дом братьев Небогатиковых» был в Нолинске. Их трое – братьев Небогатиковых, они нам помогали. Николай, старший мой брат, окончил гимназию, поступил в университет.
А вот большевик еще у вас был брат…
– Большевиков не было. Коммунист был, младший, но слабый такой. Политикой мало интересовался. Сергей. Угорел в 1919 году. Я уже был председателем Нижегородского губкома.
09.10.1975
…Молотов стал постоянно щурить левый глаз.
– Может, задвинуть шторку, свет мешает? – Мы сидим у окна.
– Скорей всего, лучше будет, но… У меня глаза не совсем одинаковы, поэтому…
– Я читаю в очках. Лет шесть-семь, может восемь, назад я читал без очков. А потом стал в очках. Но зато на воздух я смотрю без очков. А раньше я в очках смотрел.
– На всех фотографиях вы были в пенсне… Оказывается, Гитлер в очках писал. А снимков нет.
– Я не помню, чтоб он в очках…
– А Ленина вы не видели в очках?
– Не хотел показываться. Один или два раза его показали в очках Не подходит ему… вооружение на глазах.
…Молотов после болезни, ослаб. Думали – не выкарабкается.
– Пока я в неработоспособном состоянии. Я называю свою болезнь – годы. Встаю – все болит, начиная от затылка, шея, плечи, суставы, ноги, через колени – наверх. То побаливает в груди, сонливость, усталость…
05.02.1982
– Я обратил внимание, вы без очков читаете.
– Я без очков могу. Беречь надо. Как беречь? В полутемноте, в полусвете нельзя читать. Я это для себя запомнил. Я смотрю – Таня, Сарра Михайловна, они совершенно не берегут зрение, а потом будут жаловаться. Таких большинство. Это наша некультурность, учтите. Сказывается некультурность. Привыкли – кое-какой свет, ладно, читаем, а это портит зрение.
…Смотрит на мой «дипломат»:
– Такие сундучки сейчас у многих.
– Называется «дипломат». А почему «дипломат» – не знаю.
– Секретные бумаги носить, – говорит Молотов.
30.10.1984
…Сегодня у Молотова в гостях две пожилые женщины, его родственницы: Зинаида Федоровна, двоюродная сестра – отец Вячеслава Михайловича брат ее матери, и племянница Зоя Викторовна – дочь одного из старших братьев, Виктора Михайловича.
– Его мобилизовали в 1918 году белые, – говорит Молотов, – и он с тех пор пропал.
– Тиф был, он и не вернулся, – добавляет Зоя Викторовна, – шесть братьев и одна сестра…
– Шесть братьев, да, правильно, – говорит Молотов. – Это то, что сохранилось на моей памяти. Я предпоследний. Сережа самый последний.
– Он был военный врач, – говорит Зинаида Федоровна, – молодой умер… Скрябины были Михаил, Виктор, Николай, Зинаида, Владимир, Вячеслав и Сергей. Николай – композитор Нолинский, очень скромный человек, никогда не пользовался родством с Вячеславом Михайловичем.
Вспомнили, что у Небогатиковых было два или три парохода. За товаром по Волге и Каме ходили «Три Брата» и «Братья Небогатиковы». Разбогатели постепенно. Михаил и Виктор Скрябины, старшие братья, оформляли товар у Небогатиковых.
Женщины рассказали, как однажды на кухню к ним забрела цыганка и, указав на Вячеслава, сказала: «Этот будет на весь мир знаменит!»
Молотов вспомнил, что заходил на свою родину в слободу Кукарку на пароходе «Красная звезда» в 1919 году.
А племянница добавила, как ее «дядя Веча» до революции приехал в Нолинск на табачную фабрику Небогатиковых и устроил митинг. Дедушка, отец матери, поднял палку: «Ты на кого митингуешь? Мы этим живем!»
… Милые, скромные старушки. Я развез их по домам в Москве. Ехали долго, по дороге нас остановили на Рублевском шоссе – пришлось ждать, пока прокатит Чурбанов.
– Мы все страдали из-за нашей скромности, – говорили мне родственницы Молотова. – Был он в Кремле – никогда не звонили ему, никто не знал, что мы его родственники.
– Я жила в Воронеже, – рассказывает Зоя Викторовна, – «дядя Веча» приехал вручать орден Ленина, меня на вручение не пустили. А ночью, часов в двенадцать, он сам к нам приехал на квартиру. На другой день у меня все спрашивали: «Почему товарищ Молотов к вам приезжал?» «Посмотреть, как живут научные работники», – ответила я.
Никто не знал, что я его племянница. Мы никогда не пользовались его именем, сами устраивались. Однажды мой отец, родной брат Вячеслава Михайловича, позвонил. Полина Семеновна ответила: занят, у Сталина, и так далее… – нас туда не допускали.
14.10.1983
Стал большевиком
Раньше в школу брали с восьми лет, меня приняли семилетним. В 1897 году пошел, в сентябре, это уже было в Вятке. В Кукарке я года три жил, не больше. Там я родился и не занимался своей биографией.
