Наташа Кампуш - Наташа Кампуш. 3096 дней
Я листала свой календарь, включающий также дни именин, и на странице от 2 декабря, прямо рядом с «Наташей» наткнулась на «Бибиану». Так в последующие семь лет Бибиана стала моим вторым «я», несмотря на то, что Похитителю все же не удалось стереть мое первое.
* * *Похититель лишил меня моей семьи, моей жизни и моей свободы, а также моей тождественности. Физическое заключение в подземной тюрьме, отделенной от мира множеством тяжелых дверей, шаг за шагом дополнялось психической тюрьмой, чьи стены становились все выше. А я начала благодарить за это надсмотрщика, их воздвигнувшего. Потому что в конце этого года он выполнил мое самое заветное желание — подарил мгновение под свободным небом.
Стояла холодная, ясная декабрьская ночь. За несколько дней до этого Похититель уже объяснил мне правила этой «экскурсии»: «Если ты закричишь, я тебя убью. Если ты побежишь, я тебя убью. Я убью любого, кто тебя услышит или увидит, если ты настолько глупа, чтобы привлечь к себе внимание». Ему уже было недостаточно угрожать мне только моей собственной смертью. Он сразу взвалил на меня ответственность за всех, кого я могу позвать на помощь. В его планы убийства я поверила сразу и безоговорочно. Я до сих пор уверена в том, что он был способен убить ничего не ведающего соседа, если бы тот случайно обратил на меня внимание. Тот, кто взваливает на себя так много забот по содержанию в собственном подвале узницы, не побоится и убийства.
Когда он, крепко держа меня за плечо, открыл дверь в сад, меня обуяло глубокое чувство счастья. Прохладный воздух нежно коснулся моего лица и рук, и я ощутила, как постепенно исчезает запах гнили и одиночества, крепко обосновавшийся в моем носу. В голове прояснилось. В первый раз за последние два года я почувствовала под своими ногами мягкую землю. Каждая былинка, прогибающаяся под моими ступнями, казалась мне драгоценным и неповторимым живым существом. Я подняла голову и посмотрела в небо. От бескрайности простора, открывшегося передо мной, у меня перехватило дыхание. Луна висела низко над горизонтом, а в вышине сверкали несколько звезд. Я на свободе. Впервые с того момента, когда 2 марта 1998 года меня затащили в белый автофургон. Я откинула голову назад и с трудом сдерживала всхлипывания.
Похититель провел меня через сад к живой изгороди. Я протянула руку вперед и осторожно коснулась темных листочков. Они горьковато пахли и блестели в лунном свете. Мне казалось чудом дотронуться рукой до чего-то живого. Я отщипнула пару листочков и спрятала их в карман. Небольшое напоминание о том, что внешний мир жив.
После короткой остановки у кустарника он повел меня назад к дому. В первый раз я увидела его в лунном свете снаружи: желтый коттедж с заостренной крышей и двумя трубами. Окна с белыми рамами. Трава газона, по которому мы возвращались, была неестественно короткой и ухоженной.
Вдруг на меня напало сомнение. Я видела траву, деревья, листья, кусок неба, дом и сад. Но был ли это мир, сохранившийся в моих воспоминаниях? Все казалось слишком плоским, неестественным. Трава была зеленой, а небо высоким, но видно же, что это только декорации! Это же Похититель поставил здесь живую изгородь и дом, чтобы продемонстрировать мне. Я очутилась в постановке, в том месте, где снимаются сцены на натуре для сериалов. Тут нет никаких соседей, никакого города с моими родителями в 25 минутах езды отсюда. Вместо этого только пособники преступника, которые внушали мне, что я «на свободе», в то же время наблюдая за мной через большой экран и смеясь над моей наивностью. Я зажала листочки в кулаке, как будто они могли послужить доказательством того, что это реальность, что я реальность. Но я ничего не ощутила. Только огромную пустоту, которая сжала меня холодной беспощадной рукой.
ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА И ГОЛОД
Ежедневная борьба за выживание
Тогда я знала, что Похитителю не удастся сломить меня с помощью физического насилия. Когда он волок меня вниз по лестнице к застенку, моя голова билась о каждую ступеньку, а на ребрах оставались синяки, это была не я, которую он швырял в темноте на пол. Когда он прижимал меня к стене и начинал душить, пока не темнело в глазах, это была не я, хватающая открытым ртом воздух. Я была далеко отсюда, в месте, где его пинки и побои не могли меня достичь.
Мое детство закончилось в день похищения, в возрасте десяти лет. В темнице я перестала быть ребенком в 2000 году. В одно утро я проснулась с тянущими болями в низу живота и обнаружила на своей пижаме пятна крови. Я сразу поняла, что произошло. Я уже давно ждала наступления менструации. Из рекламы, которую Похититель иногда записывал вместе с сериалами, я узнала определенную марку прокладок, которые и хотела получить. Когда он пришел в застенок, я, как можно деликатнее попросила его купить мне несколько упаковок.
Такое развитие событий выбило Похитителя из колеи, его мания преследования достигла следующего уровня. Если до сих пор он скрупулезно подбирал любую ворсинку, спешно стирал каждый отпечаток пальцев, чтобы уничтожить все возможные мои следы, то теперь он почти истерически следил за тем, чтобы я, не дай бог, не садилась где-нибудь в доме. Если же мне все-таки разрешалось присесть он подкладывал целую стопку газет в абсурдном усилии предотвратить появление хоть малейшего пятнышка крови в квартире. Как и раньше, он постоянно ожидал, что нагрянет полиция и обыщет дом на предмет следов ДНК.
Такое отношение меня глубоко задело, я чувствовала себя прокаженной. Это было тяжелое время, когда так необходима поддержка матери или одной из старших сестер, чтобы поговорить об этих физических изменениях, с которыми я внезапно столкнулась. Но моим единственным собеседником был мужчина, не умевший справляться с такой ситуацией. Который относился ко мне, как будто я была грязной и отталкивающей. И который, по-видимому, никогда не жил с женщиной.
Его отношение ко мне с наступлением пубертатного возраста явно изменилось. Пока я еще была ребенком, мне «можно» было оставаться в подвале, заниматься своими делами — разумеется, только в тесных рамках его предписаний. Теперь, став полноценной женщиной, я должна была прислуживать ему и выполнять работы по дому под его строгим надзором. Наверху, в доме, я чувствовала себя как в аквариуме. Как рыба в слишком маленьком сосуде, которая с тоской смотрит из-за стекла, но не выпрыгивает из воды, пока есть возможность выжить в своей тюрьме. Потому что пересечение границы обозначает стопроцентную смерть.
Граница с внешним миром была такой абсолютной, что казалась мне непреодолимой. Будто бы дом находился в другом агрегатном состоянии, чем внешний мир за его добропорядочными желтыми стенами. Будто сам дом, сад, гараж с застенком находились в другой матрице. Иногда сквозь приоткрытое окно сюда проникало слабое предчувствие весны. Порой я слышала вдалеке звук проезжающей по спокойным улицам машины. И это было единственным напоминанием о жизни снаружи. Жалюзи всегда опущены, весь дом погружен в полумрак. Сигнализация на окнах подключена, во всяком случае я в этом не сомневалась. Еще бывали моменты, когда я думала о побеге. Но я больше не вынашивала никаких планов. Рыба не выпрыгивает за стеклянные края, снаружи ее ожидает только смерть.
