Наталья Бехтерева - Магия мозга и лабиринты жизни
Так вот. ПЭТ также обнаруживал области активации в глубоких структурах мозга. Образно говоря, среди здоровых волонтеров наблюдалась и преимущественная активация коры, и преимущественная активация глубоких структур мозга, как если бы различные задачи решались мозгом с преимущественным использованием коры в разных соотношениях.
Трактовка результатов ПЭТ-исследований мозговой организации мыслительных процессов осложнена многими методологически не решенными вопросами. Речь идет о разнообразии психологических тестов в разных работах, форм считывания ПЭТ-изображений и др. Как известно, методически большинство представляемых в статьях рисунков является результатом вычитания, сохранением изменений в мозгу, интересующих исследователей в каком-то данном случае – связанных с опознанием слов, или их генерацией, их смысловой сущностью – отдельно, или в связном тексте, или грамматическими построениями и т.п. Отсюда как позитивный процесс сейчас должно рассматриваться массивно представленное совершенствование методов анализа ПЭТ-данных при одновременном стремлении получения и статистических данных, и результатов индивидуального исследования[57].
Развитие ПЭТ-исследований показывает, что разного рода подводных камней, препятствующих корректной оценке данных, еще немало. Даже так называемое состояние спокойного бодрствования, которое во многих психологических исследованиях широко используется как отправная точка, базисный контроль, оказывается достаточно активным, с точки зрения мозговой реорганизации, процессом[58].
Получить так называемые статистически достоверные данные с помощью ПЭТ непросто, и с этой целью используется (может использоваться) и межсубъектное усреднение. Хотелось бы, чтобы те, кто разрабатывает такого рода приемы с упрямой жаждой «выявить закономерности в работе мозга», отдавали себе отчет не только в том, как много они приобретают в глазах научной общественности, но и в том, как много они теряют из богатств удивительнейшего чуда природы – мозга. Если еще можно говорить об усредненной руке, ноге и т.д., то усредненного мозга – нет! А если есть – то процентов не более чем на 10–20 за счет генетически предопределенных и генетически облегченных зон для формирования определенных «центров».
Я не против общих закономерностей. Их, кстати, не так много, и они очень важны в работе всех систем организма – общества и макромира. Но, всю жизнь проведя в изучении живого мозга человека, я бы очень хотела увидеть что-то вроде иерархии, лестницы закономерностей, где наверху (или внизу, как кому нравится) железобетонные общности, а внизу (нет, все-таки лучше – наверху) – наша неповторимая индивидуальность.
«Почему все дети могут (не важно – что), а вот ты – нет, ты что, особенный?»
«Да, папа, мама, учителя и т.п., я особенный, и чем меньше вы все будете нас „причесывать“ и выравнивать, тем богаче будет не только наш духовный, но и материальный мир». Да, и материальный. Это уже поняли в наиболее развитых странах, проявив понимание проблемы в создании самых разных школ. Кажется, это начинают понимать и у нас. Конечно, приведенная реплика родителей – реальная, а вот диалог – воображаемый. Ребенок практически никогда не сможет защитить себя именно так. А вот ростки разных школ… Дорогие читательницы, молодые мамы, когда вы будете читать этот текст, вспомните вашего прелестного, ни на кого не похожего ребенка и, хотя это и очень трудно, будьте ему и дальше самой умной мамой. Для него нужна «своя» школа, это так, не верьте «усреднителям»!
Кстати, этот термин – «самая умная мама» – у меня из клиники детей, больных эпилепсией. Как важно, чтобы не только у здоровых, но и у больных детей были «умные мамы»! Но об этом – когда-нибудь позже.
Их трое. Двое – у компьютеров, чтобы как можно лучше справиться с естественной задержкой выборки из памяти, одна – командует. Это – Марина Сатуровна Рудас. А мы – кто в первый, а кто и далеко не в первый раз – не можем оторвать глаз от цветных экранов. На экране – по команде ведущей – одна за другой высвечиваются цветные картины. Мозг, все время мозг, на разном горизонтальном уровне, в профиль (это уже по просьбе главного врача, почему-то ему – профиль); мозг, теперь уже больной – легко, тяжело и трагически больной. Кроваво-красные злые опухоли, они буквально сожрут (простите!) жизнь, если их не остановить. И неожиданность, задавшая загадку: больной пришел с рецидивом мультиформной спонгиобластомы (гистология!) через… три года!! «Не может быть, – сказал хирург, – быть того не может». Самая злая мозговая смерть, и вдруг – царский подарок – три года жизни! Да, может быть, гистолог был и прав, но нейрохирург вместе с нами не видит на экране кроваво-красной злодейки. На ее месте что-то змеино-холодное, зеленовато-голубоватое. И такое, значит, бывает. И вот – уже проблема. Почему «добрые» менингиомы так нередко красны («злы»)? Конечно, они не все «добры», но на экране гораздо больше красных («злых»!), чем показывает опыт нейрохирургической жизни – на жизнях сотен и тысяч оперированных больных!
А может быть, они и вправду, хотя бы потенциально, «злее», чем кажутся? За счет чего же их «доброта»? И долгое время роста – длиною в жизнь? Проблема буквально та же, хотя как бы с обратным знаком. Почему «злые» оказываются «добрыми»? Почему «добрые» «злятся» в мозгу? И нельзя ли управлять этими процессами? Но для этого надо забыть обо всем остальном и жить только в спектре интересов этой проблемы. Это очень сложно: тут гистология, сопоставляемая с ПЭТ, химия мозга и организма, сопоставляемая с ситуацией, и еще, еще – ну и, конечно, формальная статистика результатов операций. В онкологических проблемах тонули многие, в том числе и входившие в нее под звуки фанфар. И все же ПЭТ позволил увидеть, как живет не только мозг, но и опухоль в нем… Если бы я была помоложе, то, наверное, не устояла, занялась этой проблемой, заманивающей любознательных, как Цирцея. И хорошо бы – без той трансформации особей, к которой с древними неспокойными непоседами-героями прибегала Цирцея[59].
Если бы я писала этот раздел, как многие другие, «двадцать (тридцать?) лет спустя», вероятно, были бы у меня высказывания, так не любимые талантливым кинорежиссером Лидией Алешиной, правоту которой и неправоту мою доказало время. Высказывания типа: «Как сейчас помню, тридцать лет назад…» Биологически нет у меня сейчас впереди этих тридцати лет, а потому то, что планировалось и строилось годами, рассказывается по ходу событий, происходящих сегодня.
Там, где появляется ПЭТ, к нему надо привыкать. Привыкать через фазы очарований, разочарований и все углубляющегося видения его возможностей, обогащаемого рациональной клинической, нейрофизиологической и другой комплементарностью.
