Заходер и все-все-все… - Заходер Галина Сергеевна
В тетрадке под условным № 12 наброски стихотворения:
Однако примерно в то же время он означил год рождения и смерти шутливого персонажа в книге «Заходерзости» — Доржи Карман-Ширея, которому он приписал свои фривольные стишки, ссылаясь на несохранившийся язык монгольского поэта. Смотрите: 1218–1300 (?) Знак вопроса означает неполную уверенность в точности года смерти участника двух походов. Напоминаю, что сам Борис Заходер — участник двух «войн-походов» — родился 9 сентября 1918-го, а умер 7 ноября 2000 года. 1918–2000. Так что теперь можно считать, что дата Карман-Ширея может обойтись без знака вопроса…
Сделав первое открытие, мы сделали и второе: любимый им Гете умер тоже на 83-м году жизни: 28.VIII.1749 — 22.III.1832. По гороскопу оба они — «Девы» и, если пересчитать день рождения Бориса по старому стилю, то будет 27.VIII. Почти совпадает.
Шекспир. Семь сдвоенных томов на английском языке, изданных в Филадельфии в 1887 году, со 171 гравюрой Бойделла и 50 фотографиями. Темно-зеленый кожаный переплет с золотым тиснением. По обрезу — золото. Раскрываете томик, и вас поражает роскошь простора, так нехарактерная для современных изданий, особенно последних лет. Издатель George Barrie не боится пустых листов; в книге широкие поля, а иллюстрации наклеены на чистый лист и прикрыты вощеной бумагой. На форзаце надпись: ONLY ONE HUNDRED COPIES (только сто копий). Данная копия имеет № 72. Далее сообщается, что отпечатано on Japaneese Paper, вероятно, на рисовой бумаге. Это издание Борис получил в подарок от школьного — и на всю жизнь! — друга, поляка Стасика Людкевича. Поляка из Польши, которая тогда, как и теперь, была свободная, но не такая разоренная и изувеченная (как написал Борис в газете «Миссия» в 1993 году).
В 1978 году мы были в гостях у Станислава Людкевича и его русской жены Лиды в Стокгольме, где они проживали в те годы. Трудно даже вообразить, сколько лет друзья не виделись! До этого я знала о Стасике лишь из рассказов Бориса и уже заранее его любила. Знала, что он какое-то время занимал пост директора Варшавского телевидения, но в разгар махрового антисемитизма покинул Польшу и уехал в Израиль, где им, особенно Лиде, не понравилось, и они перебрались в Стокгольм. Там Стасик работал в архивах музея, Лида тоже где-то служила.
Сразу же, в первый день, мы с ним настолько понравились друг другу и подружились, что частенько, потихоньку от его жены и моего мужа, удирали пошкодничать — нарушить шведские законы, запрещающие пить даже пиво на улице и в общественных местах. Мне нравилось как само пиво, которое было для меня приятным открытием, так и способ его употребления, когда, давясь от смеха, мы, словно школьники, сбежавшие с урока, заслоняя друг друга от нескромных глаз, поглощали его из жестяной банки, что тоже было для меня новинкой.
Была еще одна неожиданная радость. Повидаться с нами из Америки приехал общий друг — Александр Моисеевич Некрич, которого друзья называли «младший братец», а Борис шутливо обзывал «Нехристь». Он тоже учился в той самой 25-й школе, но был на два года младше друзей и достался им по наследству, взамен своего старшего брата Владимира, погибшего в Отечественную войну. Расставаясь с ним в Москве в 1976 году, после того как он вынужден был эмигрировать, мы вообще не рассчитывали когда-нибудь свидеться. Многим памятна его история. Яркий, талантливый историк-исследователь, научная карьера которого до середины шестидесятых годов складывалась удачно: защита кандидатской, потом докторской диссертации, рекомендация для избрания в члены-корреспонденты Академии наук. И в одночасье научная и личная жизнь Александра Некрича рушится — после того как в 1965 году вышла его плановая работа, книга «1941, 22 июня». В ней он — первый из отечественных исследователей — убедительно показал, что сокрушительное поражение Советского Союза в начальный период Отечественной войны явилось следствием преступной политики сталинского руководства. Книга (тираж 50 тысяч экземпляров) разошлась мгновенно, однако успех, который она имела у читателей, вызвал совершенно иную реакцию власти. Было сфабриковано «Дело Некрича», состоящее из 7 томов, общим объемом 1660 страниц! Его принуждали отказаться от концепции книги, «признать свои ошибки». Некрич вел себя исключительно мужественно, проявив черты выдающегося гражданина и подлинного патриота. За отказ покаяться в 1967 году его исключили из КПСС, в которую он вступил во время Отечественной войны, пройдя ее от Москвы и Сталинграда до Кенигсберга, — сначала бойцом, а потом гвардии капитаном, награжденным двумя орденами Красной Звезды и боевыми медалями. Исключали на «самом высоком уровне» — весьма громко! Представление в «членкоры» было немедленно отклонено. Опальную книгу, согласно циркуляру Главлита, изымали из библиотек или переводили в спецхран. Те, у кого она имелась, вынуждены были ее прятать! Сашу перестали печатать, не давали работать. И лишь спустя десять лет, после кончины слепой матери, он решился на эмиграцию.
Вспоминаю еще одну историю, лишний раз подчеркивающую его независимость. Как только Саша уехал из страны, до нас дошли слухи, что в Риме, так называемом перевалочном пункте, где эмигранты ожидали своей участи, чиновник, желая облегчить или ускорить сроки ее решения, попросил Некрича «смягчить» мотивировку его вступления в партию, написать, что он был «вынужден» принять такое решение. Саша отказался, ответив, что сделал это добровольно, чем вызвал раздражение чиновника и надолго отодвинул решение своей судьбы.
Обсуждая с Борисом эту историю, я сказала: «Сразу видно, что Саша не советский человек, правильно, что они его выдворили». Боря похвалил меня за эту реплику и неоднократно цитировал, ссылаясь на меня.
Можете себе представить встречу старых друзей! Вот тогда-то и захотел Стасик подарить своего Шекспира, но Борис, понимая материальную ценность подарка, отказался принять его. Вскоре Стасик все-таки настоял на своем — пришла посылка из Стокгольма. Борис принял подарок с большой признательностью.
А еще через некоторое время мы получили сообщение, что Станислав Людкевич покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна…
Вот такой Шекспир…
С Сашей Некричем мы виделись еще несколько раз. Через три года — в Вене, откуда втроем на взятой напрокат машине путешествовали по Австрии. На следующий год — в Париже. И наконец наступили времена, когда мы смогли обняться в Москве. Он всегда останавливался у нас.
Александр Моисеевич Некрич умер в Бостоне в 1993 году, на 73-м году жизни.
Поэзия. Несколько полок.
Кто помнит, как я «прокололась» с поэзией при первом знакомстве с Борисом, поймет, что будет правильнее, если я оставлю эти полки без комментариев. В свое оправдание добавлю, что поэзию Бориса Заходера я чувствую и люблю. На этот счет у него не возникало сомнений, он всегда мне первой читал свои новые стихи и спрашивал нередко, какой вариант мне больше по душе. И я воспринимаю его в первую очередь как Поэта.
Однажды Борис сказал нашей общей подруге: «Что-то у меня не получилось…» На что наша подруга ответила: «Вы для поэта слишком умный». Подумав, Борис сказал: «Да-а, может быть, вы правы…»
Другой друг, вспоминая беседы с Борисом, добавил, что он разговаривал как математик, а мыслил — как поэт.
Сказки. Занимают три полки.
У Бориса была мысль создать свою антологию мировых сказок. Сожалею, что недостаточно внимательно слушала, а скорее всего, не сумела запомнить.
