Степан Выскубов - В эфире Северок
- Идут! К нам они идут!
- Ой, миленькие, собирайтесь скорее, - засуетилась хозяйка. - Надюша, помоги ребятам... - И принялась убирать посуду со стола.
Нас провели в сарай. Там стояла корова, спокойно пережевывая жвачку. Хозяйка оттолкнула ее в сторону .и открыла лаз в подвал.
- Спускайтесь, миленькие, и сохрани вас бог, - прошептала она. Извиняйте... - И опустила за нами люк.
В подвале было темно и сыро. В одном углу в щелку едва заметно просачивался свет. Сели мы на солому, приготовили на всякий случай оружие и стали прислушиваться к каждому шороху наверху.
Полицаи грубо спрашивали у хозяйки, не прячутся ли у них "красные бандиты".
- Бог миловал... Бог миловал... - отвечала та.
- Проверим!
- А то как же? Проверяйте! Возражений не имеем, - тараторила хозяйка. - На то вы и поставлены.
- Раскудахталась... А тебе известно, старая, что будет, если найдем?
- Как же, знаем. Все знаем.
- Ох, гляди, старая! Худо будет...
Полицаи зашли в сарай. Сейчас они откроют люк... Но те, видимо, ничего подозрительного не увидели. К тому же над нашей головой по-прежнему стояла корова и все так же спокойно пережевывала жвачку.
Сидел я в подвале и думал не о полицейских, нет, а о хозяйке, о ее поступке. Ведь она рисковала и жизнью близких, и своей собственной ради нашего спасения. Как мне жаль, что я не помню ее фамилии!
Десятилетняя девочка с братишкой весь день играли во дворе и наблюдали за улицей. И всякий раз девочка сообщала матери о появлении полицаев, а хозяйка, в свою очередь, предупреждала нас. Три раза приходили полицаи, и все безрезультатно.
Вечером мы выбрались из подвала. Наскоро поужинали, поблагодарили за все и отправились в путь. По словам Лени, мы должны ночью пересечь железнодорожное полотно и двигаться вдоль дороги к Керчи. Так безопасней, и за дорогой наблюдать можно.
Подошли к путям, хотели перейти, но нас обстреляли: усиленная охрана на всякий шорох открывала беспорядочную стрельбу. В нескольких местах пытались мы перейти железную дорогу, и все безуспешно: в нас стреляли.
Пока искали проход, ночь истаяла, и на востоке заполыхала заря. Удивительно быстро светлело.
Нам надо было где-то укрыться. Но кругом степь. И Леня вспомнил, как однажды ему приходилось прятаться тут в нише. Рассказал мне о ней. Начали искать, но найти было нелегко: вход в нишу закрывал прошлогодний сухой густой пырей, свисавший до самой воды. Вырыта ниша была на крутом берегу реки Салгир.
Наконец Леня отыскал ее, и мы забрались внутрь. Во второй половине дня услышали, как по дороге над нами проехала подвода, затем кто-то прошел, разговаривая. Время тянулось так медленно, что казалось, минул не день, а целая вечность.
Днем сильно припекало солнце, и задержавшийся снег стаял. Уровень воды в реке поднялся, и нас начало подтапливать. Я первый почувствовал, как по спине потекла студеная обжигающая вода. Судорога сводила озябшие мокрые ноги и руки.
Но я терпел и больше всего боялся, чтобы вода не просочилась к батареям и в рацию, хотя они были в прорезиненных чехлах.
Наконец в нишу заглянули сумерки. Я осторожно выбрался наружу, осмотрелся. Кругом тихо. Вылез и Леня.
Мы были грязные, мокрые, а обсушиться негде, и костер нельзя разжечь. Решили, не теряя времени, двигаться дальше. Попытались в одном месте приблизиться к железной дороге, но тут же услышали: "Хальт!" и вслед окрику - стрельбу.
- Давайте попробуем перейти железку через переезд, - предложил Леня. Мы однажды переходили! Переезд не охраняется.
- Что ж, рискнем, - согласился я.
И мы двинулись. А вскоре впереди залаяла собака, показались дома, в некоторых окнах мерцал огонек.
- Сейчас будет переезд, - шепнул Леня. Я на всякий случай приготовил гранату, вытащил из кобуры пистолет.
Идем по дороге. Справа и слева дома. Наконец перешли железную дорогу, впереди засветлело поле. Свернули в сторону и быстро зашагали по степи. Под ногами звонко потрескивал ледок. Но мы уже не обращали на это внимание: шли и шли. Верхняя одежда наша шелестела, как пересушенная бумага, - мороз сковал ее.
Вдруг Леня остановился, увидев какие-то таблички. Я осторожно посветил карманным фонариком на одну из них. На ней было написано: "Минен". Другая указывала объезд. Давно не езженная, заросшая бурьяном грунтовая дорога проходила через минное поле. Справа и слева темнело несколько подорванных танков.
На востоке занималась заря. Тихая, зябкая, погасившая густую звездную россыпь, она разлилась в полнеба. Все отчетливей вырисовывались разбросанные по полю танки.
- Где же мы укроемся?
- Давайте заберемся в какой-нибудь.
- Пожалуй, верно говоришь... - И я осторожно шагнул к ближнему танку.
Залезли мы внутрь. Мокрая одежда на нас распарилась от ходьбы, и клонило ко сну. Но спать нам было нельзя. А тут еще меня томило какое-то предчувствие...
- Знаешь, Леня, давай уйдем отсюда! Чует мое сердце что-то неладное.
- Но куда же мы пойдем? Кругом степь, а тут вот минное поле...
- По нему и пойдем!
Леня с удивлением уставился на меня.
- Да, да, по минному полю и пойдем, - повторил я.
Выбрались мы из танка, перешли дорогу и медленно, осторожно двинулись в глубь минного поля. Я шел впереди, Леня на несколько метров сзади.
Как мне хотелось поскорее проскочить эту опасную для жизни зону, добраться до Сиваша и по болоту двинуться вперед! Но быстро не пойдешь: можно подорваться. Поэтому шли ощупью.
Я почему-то не боялся идти, о смерти не думал. Шел и вспоминал мать.
Как далеко ушли мы от танков, трудно сказать, наскочили вдруг на блиндаж. Он был совершенно целый, добротно сделанный. Осмотрели его и решили: лучшего места на случай обороны не сыскать. И мы расположились в нем.
День выдался пасмурный. Небо заволокло тучами. Они ползли низко, цепляясь, казалось, за телеграфные столбы, что шагали вдоль железной дороги. Где-то в полдень заморосил дождь со снегом. Но нам он теперь был нипочем: мы сидели в надежном укрытии.
Спали поочередно. Перед вечером меня растолкал Леня: он был встревожен. Оказалось, что из-за холма показались машины.
Я выглянул из блиндажа - к минному полю подъезжали два грузовика, остановились возле указателей. Гитлеровцы соскочили с машин, осмотрели один танк, потом другой. Постояли с полчаса и укатили в деревню, что за холмом.
Видимо, кто-то из немецких прислужников видел, что мы перешли переезд, иначе не приехали бы точно по нашим следам. Как же хорошо, что не остались в тайке!
Потом наступили сумерки. Ночь надвигалась темная, зябкая.
38
От Сиваша полз туман. Пахло сыростью и водорослями. Мы брели по минному полю навстречу белой пелене. Шли и с каждым шагом чувствовали, как по спине все чаще и чаще пробегает холодок.
