Леонид Механиков - Полёт:Воспоминания.
Командиры истребительных авиационных дивизий и их командные пункты, боевые расчёты оказались не подготовленными к наведению новых высотных истребителей. Взаимодействие между КП дивизий осуществлялось плохо. Полковник Меньшиков, имея около 5 часов времени на подготовку к перехвату цели, не информировал командира соседней дивизии полковника Шилова о принятом им решении по использованию высотных истребителей, что в дальнейшем при вылетах запутало воздушную обстановку на участке этой дивизии и передача управления истребителями была сделана с большим опозданием».
Аркадий Ковачевич этот документ комментирует так: «Факты - вещь упрямая. Но только обстановка была сложнее и запутаннее, чем в этих строках. Конечно, и Меньшиков, и Шилов, и расчёт нашего командного пункта действовали не без ошибок, но, на мой взгляд, сделали всё от нас зависящее. События помнятся хорошо. Звоню командиру дивизии Меньшикову: «Поднимай Су-9». А он в ответ: «На Су-9 практически не летали, начали только переучиваться - до беды недалеко». Аргумент весомый. Но подумал: уйдёт разведчик, кто нас потом будет выслушивать - переучивались лётчики или не переучивались. Полк вооружён высотными истребителями - это главное, а риск для военного человека - спутник жизни. Даю команду на подъём истребителей. А Меньшиков новую вводную подкидывает - на самолётах нет ракет, и на складах нет - ещё не поступали. Что делать? Тут наши штабные инженеры, что на КП находились, подсказывают: на складах есть ракеты, предназначенные для МиГ-19, они подходят к Су-9. Говорю Меньшикову: «Пусть вешают эти ракеты».
Сейчас о факте той боевой работы легко рассказывать, а представьте ситуацию тогда, скажем, в дивизии Меньшикова.
Лётчики не подготовлены - жди аварию или катастрофу, ракет нет, их доставка со складов, подвеска на самолёты в ускоренном режиме - тоже нервотрёпка. Думал ли комдив, что истребители будут действовать в «поле зрения» чужого КП? Должен был, конечно, позаботиться об этом, да и КП армии обязан был это предусмотреть. Но обстановка-то запуталась при наведении истребителей на U-2 не от того, что комдиву Шилову поздно сообщили об использовании Су-9, как об этом написано в документе. Впрочем, расскажу подробнее.
Итак, я настоял на взлёте. Старший лейтенант Куделя и капитан Дорошенко устремились в район полёта самолёта-нарушителя. Вначале их «вёл» свой командный пункт, но возможность радиотехнических средств ограничена. Чуть позже по моей команде истребителей «взял» КП хозяйства Шилова. Взять-то взял, а вот что с ними делать, не знал. Скоростных высотных истребителей Су-9 в дивизии не было, и режим полётов этих самолётов, понятно, боевому расчёту КП был неизвестен. Думаю, если даже U-2 прошёл неподалёку от части, где дислоцировались Су-9, то их не смог бы навести и «родной» КП, по причине отсутствия должного опыта. (Когда U-2 ушёл за границу, и нагрянули комиссии из Москвы, в Туркестанском военном округе проводился эксперимент по перехвату цели, идентичной самолёту-шпиону.
Прибывший в округ из центра подготовки лётчиков опытный пилот в тех условиях не смог осуществить перехват. - А.Д.). Кроме того, что опыт был крошечный, он ещё был и, как говорится, с кислинкой. Освоение Су-9 проходило сложно, сверху поступали ограничения по скоростному режиму, по форсажному, по другим параметрам. Лётчики к 9 апреля выше 12.000 метров не поднимались, значит, и навыки у специалистов КП - соответствующие.
Но если всё-таки на КП у Меньшикова были наработаны хоть какие-то приёмы по управлению высотными истребителями, то у Шилова о них просто представления, даже малейшего, не имели. Потому и вылетевший первым старший лейтенант Куделя и не был наведён на цель. И потом, между дивизиями, разбросанными на просторах советской Средней Азии, на тот момент отсутствовала связь. Она осуществлялась через КП армии. Я держу две телефонные трубки, консультируюсь у Меньшикова, и, по сути, управляю истребителем - в воздухе остался один капитан Дорошенко. Рассказываю Шилову: «На такой-то высоте разгони истребитель до М=1,7, потом - включай форсаж, совершай прыжок вверх». Не знаю, как сложилась судьба капитана Дорошенко, но показал он себя тогда блестяще. Во-первых, он единственный на 17.500 метрах обнаружил U-2 - тот шёл на три тысячи метров выше. И, во-вторых, сумел выйти на высоту нарушителя госграницы. Дорошенко передал, что видит цель чуть выше, и следом: падаю. Удержать Су-9 без соответствующей подготовки на 20 тысячах метрах ему оказалось не под силу.
U-2 всё далее и далее уходил к границе. Вскоре комдив Шилов передаёт мне, что лётчик Дорошенко в районе границы - топливо на исходе. Я - Шилову: «Поднимай МиГ-17 и выводи Дорошенко на близлежащий аэродром». Тут следует звонок нашего главкома маршала авиации Константина Вершинина. Докладываю ему: «Подвёл Су-9 к нарушителю, но U-2 уже в районе границы».
Вершинин сразу же даёт команду: «Пусть атакует и катапультируется». Я возразил: «Вдруг упадёт не на нашу территорию, самолёт в районе границы. «Комдив Шилов в это время поднял пару МИГов, а они вывели Су-9 на аэродром. Садился Дорошенко практически без топлива, но успешно приземлил истребитель (1 мая, когда летел Пауэрс, мы все жалели, что капитан Дорошенко отправился за самолётами в Новосибирск и не мог принять участие в атаке на него). А на КП опять звонок от Вершинина: катапультировался лётчик или нет? Я почувствовал: главком желает, чтобы лётчик непременно катапультировался. Для меня его стремление так и осталось загадкой...» Вместе с Аркадием Ковачевичем выстроили следующую версию. О том, что самолёт-нарушитель вторгся далеко в пределы страны, знал глава государства Никита Хрущёв. Он был разгневан тем, что Вооружённые Силы ничего не могут предпринять в течение 6 часов. Понятно, солидная доля ответственности ложилась на руководство ВВС.
Катапультирование, возможно, позволило сказать, что лётчик сделал всё, что было в его силах. А может, маршал Вершинин боялся, что с окончательным расходом топлива погибнет пилот.
Тень от катастрофы также бы пала на главкомат ВВС: лётчик-шпион улетел, а своего пилота погубили - к тому времени уже погиб Владимир Карчевский. Сразу же после 9 апреля в Ташкент прибыла многочисленная комиссия - возглавлял её начальник Главного штаба Войск ПВО генерал Пётр Демидов. Аркадий Ковачевич сказал автору очерка, что с ним тогда никто не беседовал. Но перед отлётом в Москву Демидов спросил его: можно ли было перехватить нарушителя? Ковачевич ответил, что нет, пока не готовы - ни системы наведения, ни средства перехвата.
Генерал-полковник в отставке Юрий Вотинцев о событиях, происшедших после 9 апреля рассказал следующее: «Главком Сергей Бирюзов 9 апреля провёл все 6 часов на Центральном командном пункте Войск ПВО. Когда самолёт ушёл, он, не повышая голоса, сказал мне: «За пролёт нарушителя госграницы вас, товарищ Вотинцев, снимут с должности или строго накажут, но вы не теряйте уверенности в себе - у нас в ПВО за одного битого дюжину небитых дают». А потом прибыла комиссия. Работала она не только в Ташкенте. Были сразу опечатаны несколько РЛС, а старые станции, как я уже говорил, неточно определили высоту, и 8 километров показывали, и 10, и 12, а самолёт шёл на 20. Проводка осуществлялась неровно. Всё это было использовано против нас, как мне думается. На заседании Политбюро Центрального Комитета партии, пользуясь данными проводки, председатель Госкомитета по авиатехнике - министр СССР Пётр Дементьев и генеральный авиаконструктор Артём Микоян заявили: «В мире нет самолётов, которые бы могли 6 часов 48 минут идти на высоте 20.000 метров. Не исключается, что этот самолёт периодически набирал такую высоту, но затем он непременно снижался. Значит, теми средствами противовоздушной обороны, что имелись на юге страны, его должны были уничтожить». И делался вывод: ответственность за пропуск полностью ложится на Войска ПВО и корпус, которым командует товарищ Вотинцев».
