Джордж Мейр - Лайза Миннелли. История жизни
Итак, Джуди умерла, а с ней умерла и частичка души Лайзы.
За шесть лет до этого, летом 1963 года, между сорокалетней Джуди и семнадцатилетней Лайзой возникла неведомая им раньше близость. Звезда Джуди постепенно закатывалась, Лайза же только что изведала свой первый профессиональный успех. Они никогда еще не были так близки, как тем летом. Лайза тогда начала совать свой нос в личную жизнь матери. Джуди же сделала для себя открытие, что ее дочурка совсем скоро не только повзрослеет, но и станет профессиональной актрисой. Джуди тогда пыталась делиться с ней опытом, пыталась ввести Лайзу во все тонкости артистического мастерства. По мнению Джуди, во время исполнения песни следовало сосредотачивать внимание на значении слов. «Никогда не забывай, о чем твоя песня, — говорила она. — Ведь ты поешь не просто ноты. И если тебе удается удержать какую-то ноту, это еще не значит, что слова не имеют особого значения».
Тогда, шесть лет назад, Лайза многому научилась у матери. И вот теперь матери не стало. По словам Питера, когда он сообщил Лайзе это печальное известие, она поднялась, вышла на улицу и, сев на траву, минут пять безутешно рыдала.
Муж Джуди, Микки Дине, проснулся среди ночи в их доме на Кадоган-Лейн. Джуди рядом с ним не оказалось. Он пошел посмотреть в ванную. Дверь была заперта, а изнутри никто не откликнулся. Не желая взламывать дверь, он вышел, нашел часть крыши, на которую ему удалось влезть, и заглянул в окошко. Увиденное заставило его вздрогнуть от ужаса. Джуди, в чем мать родила, сидела на унитазе, подперев голову руками. Микки открыл окно и потянулся к ней. Она уже успела окоченеть. Когда Микки наконец протиснулся в ванную, его поразил ее вид. «Я заметил, что кожа у нее какая-то бледная, с голубоватым, а местами красным оттенком, а лицо — все перекошено. Изо рта и носа у нее сочилась кровь, и время от времени изнутри нее доносился какой-то звук, похожий на стон».
Коронер, с присущей британцам невозмутимостью, констатировал, что Джуди скончалась «случайно, в результате передозировки барбитуратов». Незадолго до этого ей исполнилось 47 лет.
В тот же самый день было объявлено медицинское заключение, а частный врач, у которого лечилась покойница, созвал пресс-конференцию, чтобы заявить миру следующее: «Она жила у времени взаймы. Когда восемь лет назад я провел обследование, у нее обнаружился цирроз печени. Я тогда еще подумал про себя, что дай Бог, если она протянет еще максимум лет пять. Однако она прожила на три года дольше, чем я тогда предполагал. У нее был бойцовский характер. Она жила под огромным напряжением, но ведь для нее, как вы знаете, главным был девиз — «Шоу должно продолжаться».
Очередное откровение последовало чуть позднее от Сони Рой, жены одного британского музыканта. По ее словам, она и ее муж Харри были вместе с Джуди в ночь, когда она умерла. Соня поведала, будто Джуди сказала им, что чувствует себя совершенно опустошенной, в этой жизни ее уже ничто не удерживает — будто у нее на тот момент на четыре миллиона долларов долгов, — и поэтому ей ничего не остается, как наложить на себя руки. По словам Сони Рой, они с мужем взялись уговаривать Джуди не совершать глупостей и, как им показалось, в конечном итоге им удалось убедить ее не предпринимать опрометчивых шагов.
Но с другой стороны, такой конец был вполне предсказуем. Какой еще выход оставался знаменитой звезде, чье тело и дух были изуродованы саморазрушением, и лишь голос сохранил былую притягательность. Первому Лайза позвонила отцу — в Голливуд, где он в ту пору снимал на студии «Парамаунт» картину «В ясный день можно увидеть вечность» с участием Барбры Стрейзанд. Это был самый дорогой мюзикл из тех, что ему когда-либо доводилось снимать, и он сильно опасался, как бы что-нибудь не испортить. Его брак с Дениз окончательно зашел в тупик, и теперь они просто ждали удобного момента, чтобы обговорить условия развода.
Вот как в своей автобиографии Винсенте описывает звонок Лайзы: «В воскресенье 22 июня я как раз был занят составлением графика съемок на следующую неделю, когда неожиданно зазвонил телефон. На проводе была Лайза, из Нью-Йорка.
— Пап…
— Да, милая!
На другом конце провода молчание, а затем:
— Сегодня умерла мама.
— Прости, милая… мне очень жаль».
Винсенте писал, будто ему показалось, что Лайза, каким-то чудом сохранила самообладание и даже рассуждала вполне по-философски. Теперь ее в большей степени заботило, что еще предстояло сделать.
«Я должна убедиться, что мама не убивала себя, — произнесла Лайза. — Мама бы никогда этого не сделала. В последние несколько дней у нее было такое замечательное настроение».
«Я утешал Лайзу как только мог. И снова долгие паузы.
— Ладно, я пойду, пап…
— Держи меня в курсе дел, детка.
— Угу».
Когда Рей Болджер узнал, что его партнерши по «Волшебнику из страны Оз» больше нет в живых, он едва не разрыдался. «Последний раз, когда я прошлой весной выступал в отеле «Уолдорф», Джуди пришла меня проведать. Кто-то из зала тогда еще выкрикнул: «Давай, Джуди, спой нам «Над радугой». Я испугался, что эта просьба поставит ее в неловкое положение, и поэтому сказал, что песни Джуди уже и без того живут в наших сердцах, и если она не в настроении, никто не станет ее принуждать. Лицо ее озарилось, и она расцвела прямо на глазах. Она была великолепна! Но, впрочем, зачем я вам все это описываю. Вы ведь и сами не раз видели это в ее картинах».
Критик Рекс Рид так подвел итог своим чувствам: «Мы любили ее, когда она бывала счастлива, мы любили ее, когда она бывала грустна, а чаще всего она бывала и той и другой одновременно. Вряд ли кто из тех, кто видел ее или слушал ее грамзаписи, станет спорить со мной, если я скажу, что фамилия ей просто ни к чему. Для нас она просто Джуди».
Имя Е. Харбурга вряд ли известно многим. Но именно им написаны слова к песне «Над радугой» и ряду других популярных вещей из репертуара Джуди. Он знал ее, знал ее жизнь и, наверное, ее душу. «Для Джуди Гарленд не существовало реального мира, — говорит он, — это был насквозь фальшивый мир, начиная со слова «вперед», когда родители в возрасте четырех лет засунули ее в водевиль исполнять рождественскую песенку «Звените, колокольчики». С тех самых пор этого ребенка эксплуатировали самым бессовестным образом — ведь она была просто загляденье, у нее имелся приятный голосок и Господь явно не обидел ее талантом. Детства же у нее не было. Позднее, когда ей исполнилось четырнадцать, ее голос прорезался во всей его мощи. Как мне кажется, это один из лучших голосов первой половины нашего века. Она проникала вам сквозь плоть и кости в самую душу».