Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12
Слегка любопытствуя по поводу той компании, которая соберется за этим обедом, и заинтересованный в том, чтобы показать Зановичу, что я не в том положении, чтобы стать зависимым от его кошелька, я нарядился, во второй раз во Флоренции. Я нашел там Медини вместе с любовницей, двух иностранных дам с их кавалерами и одного венецианца, очень хорошо одетого, довольно красивого мужчину, на вид тридцати пяти-сорока лет, которого я бы ни за что не узнал, если бы Занович его мне не назвал, Алвиса Зен. Зен была патрицианская фамилия, я счел себя обязанным спросить у него, какие у него есть титулы, и он мне назвал те, что называют старинному другу, что я не мог принять, поскольку знаком был с ним лишь десять лет. Он сказал, что он сын капитана Зен, которого я знал, когда сидел в форту Сен-Андре.
— Стало быть, — сказал я, — прошло с тех пор уже двадцать восемь лет, и я вас узнал, месье, хотя в то время вы еще не болели ветрянкой.
Я увидел, что он раздражен тем, что вынужден был с этим согласиться, но вся ошибка была его, потому что ему не было никакой надобности говорить мне, что он был знаком со мной в то время, и что аджюдан (унтер-офицер) был его отец. Он был сыном побочного сына знатного венецианца. Этот мальчик был самый большой проказник крепости, первостатейный озорник. Сейчас он прибыл из Мадрида, где заработал много денег, держа банк фараон в доме посла Венеции, Марко Зена. Я был рад познакомиться с ним лично. Я заметил на этом обеде, что он не имеет ни культуры, ни малейшего образования, у него не было ни манер, ни языка человека комильфо; но он и не захотел бы обменять свой талант — уменье поправлять фортуну — на все это. Медини и Занович были совсем другое дело. Два иностранца были простаками, на которых они остановили свой выбор; но мне эта игра была не интересна. Когда я увидел, что приготавливают стол для игры, и что Зен наполняет большую чашу золотом, которое достает из большого кошелька, я ушел.
Итак, я вел стабильную жизнь все семь месяцев, что я провел во Флоренции. После этого обеда я более не видел ни Зановича, ни Медини, ни Зена, кроме как случайно в общественных местах. Но вот что случилось в середине декабря. Милорд Линкольн, молодой, восемнадцатилетний, влюбился в венецианскую танцовщицу по имени Ламберти. Она была дочерью хозяина понтонной переправы и прельщала всех на свете. Молодого англичанина видели каждый день в опере, заходящего с визитами к ней в ее артистическую уборную, и все наблюдатели удивлялись, что он не ходит к ней, где он мог быть совершенно уверен, что будет хорошо принят, как из-за своей репутации англичанина, так и благодаря своим молодости и богатству, потому что он был единственный сын (я полагаю) лорда графа Ньюкастл. Занович не оставил этот факт без внимания. Он стал в немного дней интимным другом Ламберти, затем он связался с милордом Линкольном и отвел его к красотке, как вежливый человек приводит друга к своей любовнице.
Ламберти, в согласии с мошенником, не поскупилась на свои милости по отношению к молодому англичанину. Она давала ему ужины каждый день, вместе с Зановичем и Зеном, которого Занович к ней привел, очевидно, нуждаясь в нем, чтобы составлять банк фараон на значительные суммы, либо чтобы плутовать, не обладая сам, возможно, для этого достаточным уменьем. Вначале они позволили выиграть лорду какое-то количество сотен цехинов, после ужина, где он напился, удивившись назавтра тому, что оказался обласкан фортуной столь же, сколь и амуром, и благородным людям, которые поддержали ему голову у Ламберти, где он напился и где, несмотря на это, выигрывал. Но он перестал восхищаться, когда в конце ему основательно вычистили карманы. Зен получил от него двенадцать тысяч фунтов стерлингов, и Занович оказался тем, кто одолжил их молодому лорду, по три или четыре сотни за раз, потому что милорд обещал своему гувернеру не играть на слово. Занович, довольный, передавал Зену все то, что терял милорд, и таким образом они осадили англичанина, когда Занович предъявил ему счет на сумму, которую тот был ему должен. Англичанин уладил быстро это дело. Он предложил выплатить три тысячи гиней на следующий день и подписал три векселя, по три тысячи каждый, к оплате в срок до двух месяцев, на лондонского банкира. Я узнал всю эту историю от самого лорда три месяца спустя в Болонье. Но во Флоренции стали говорить об этом проигрыше на следующий день. Сассо Сасси, банкир, выплатил Зановичу по приказу милорда 6 000 цехинов. Медини явился ко мне в ярости оттого, что Занович не включил его в эту игру, в то время как я поздравлял себя, что не оказался в ней замешан. Но удивление мое было немалым, когда три дня спустя после этого события я увидел у себя в комнате человека, который, спросив мое имя и назвавшись сам вручил мне приказ от имени эрцгерцога покинуть Флоренцию в течение трех дней и Тоскану — в течение восьми. Я вызвал наверх моего хозяина, чтобы тот был свидетелем несправедливого приказа, который мне вручили.
Это было 28 декабря; в тот же день я получил приказ покинуть Барселону, в течение трех дней, ровно три года назад. Я быстро оделся и, поскольку дождь лил как из ведра, послал за коляской. Я направился к аудитору, чтобы узнать обстоятельства этого изгнания, которое казалось мне нелепым. Этот аудитор, шеф полиции, должен был знать все. Я прихожу туда и вижу того самого, что выпроводил меня из Флоренции одиннадцать лет назад из-за фальшивого векселя русского Ивана. Я спрашиваю у него, на каком основании он направил мне приказ уехать, и он мне холодно отвечает, что такова воля Его Императорского Высочества.
— Но, — отвечаю я ему, Е.И.В. не может заиметь эту волю без причины, и мне кажется, я имею право ее узнать.
— Идите же и спросите у него, потому что для меня это все равно. Суверен уехал вчера в Пизу и останется там на три дня; вы можете ехать туда.
— И если я туда поеду, мне оплатят дорогу?
— Я этого не знаю, но вы сами увидите, окажет ли он вам эту милость.
— Я не поеду в Пизу, я только напишу ему, если вы пообещаете отправить ему мое письмо.
— Я сразу ему его отправлю, потому что таков мой долг.
— Это хорошо, вы получите его еще до полудня, и завтра еще до рассвета я буду на территории Папского государства.
— Вам нет нужды так торопиться.
— Мне это необходимо в высшей степени, потому что я не смогу спать в стране деспотизма и насилия, где неизвестны права людей и где властитель лишает меня закона. Я напишу ему все это.
Я выхожу и внизу лестницы встречаю Медини, который мне говорит, что идет спросить у аудитора, почему тот направил ему приказ уехать. Я отвечаю ему, смеясь, что только что задал ему тот же вопрос, и что он сказал мне пойти задать этот вопрос эрцгерцогу, который находится в Пизе.
