Иван Рахилло - Московские встречи
— Пошли, пожалуйста, в мою газету сообщение о встрече героев. Я не могу выйти из вагона. Но друг ответил:
— Что — не могу, то — не могу. Я — газетчик, и этим всё сказано. О таких вещах не просят…
Направляясь на телеграф послать в «Комсомольскую правду» свою очередную корреспонденцию, ты случайно услышал этот ответ и без всякой просьбы, выручая больного товарища-журналиста, написал и тут же отослал сообщение в его газету. Такие корреспонденции ты слал с каждой большой остановки. Не зная об этом, больной журналист представлял, как его проклинают в редакции.
Огорчённый выбрался он в Москве из вагона — и вдруг навстречу бросаются сотрудники по редакции, крепко обнимают, благодарят за оперативность и своевременную посылку корреспонденций.
Так и не узнал больной журналист, кто был автором посланных телеграмм. А ты по скромности умолчал…
Как мы радовались твоему первому ордену! За подвиг по спасению затонувшего в Баренцевом море ледокола ты был удостоен награждения орденом Трудового Красного знамени. Водолазы полюбили смелого корреспондента вместе с командой работавшего на тяжелых круглосуточных авралах и бог весть когда успевающего писать и посылать в Москву подробные корреспонденции об их штормовых буднях.
Война не застала тебя врасплох: всей жизнью ты был подготовлен к ней. И вот ты в военной форме уже мчишься на фронт. Перечитывая письма, видишь, сколько невзгод и лишений пришлось перенести тебе там, на фронте, но ты никогда не падал духом.
Как обрадовало всех твоё первое фронтовое письмо.
«С Новым годом? Поздравляю с большим опозданием, ибо новогоднюю ночь провёл на позициях и провёл так, что буду помнить о ней всю жизнь и всю жизнь буду рассказывать об этой ночи.
Я уже втянулся в войну… Стал настоящим военным человеком… командиром…
…Попадать приходится в различные переделки. Недавно при 30-градусном морозе двое суток ехали в метель на машине по голой степи. Совсем было замерзли. Часто приходилось вытаскивать машину из сугробов. Тут за десять минут замерзнуть можно, а мы — целыми сутками. Но я бодр, весел, песни пою…
…У меня всегда хорошее настроение от сознания, что всё идет честно, я вернусь в Москву с поднятой головой, я фронтовик — это сознание всегда поднимает моё настроение. Когда нахожусь в редакции, веселю товарищей. Я завел обычай: каждое утро, просыпаясь первым, бужу товарищей. Я кричу, объявляя (например): «Сегодня — пятница, 9 января, 1942 года. Смерть немецким оккупантам!»
С этим кличем вскакиваю с постели и ношусь по комнате, срывая со всех одеяла.
Живёт со мной в комнате Савва Голованивский. Мы с ним очень дружим. Друзей у меня много. Очень много. Я говорю, что после войны разорюсь на водке — столько у меня в доме будет генералов, майоров, лейтенантов и комиссаров!
…В новогоднюю ночь я был на позициях. Выпили с друзьями, посидели, а на рассвете в санях, на вороных, поехали с генералом на передовые: в эти минуты началось наступление. И я принял участие в бою. Стреляли пулеметы, били пушки… Вот как встретил я Новый год. Как у нас говорят, «с концертом». Увидимся, расскажу подробнее. Но эту новогоднюю ночь и день мне не забыть во всю жизнь».
Со всех сторон невесёлые вести. Тебя волнуют мысли о Ленинграде: там остались старики. Беспокоит и судьба младшего брата: от него пришла открытка, написанная чужой рукой. Но несмотря ни на что, ты неутомимо выполняешь свою тяжёлую работу военного корреспондента.
Семья на Волге получает твои письма.
«Дорогие мои! В первый раз за восемь лет мы встречаем Новый год в разлуке… Передаю вам маленькую посылочку, лучшего у меня ничего нет, и это достал с огромным трудом. Примите же мой скромный фронтовой подарок. Посылаю тебе, Лилечка, телогрейку — я носил её один месяц, надеюсь, она тебе пригодится. Посылаю выданные мне перчатки, у меня есть ещё, не беспокойся. В посылке: 5 кусков туалетного мыла, 2 куска хозяйственного, сахарный песок, 3 штуки печенья (не смейся, это мой 5-дневный паек), 1 плитка шоколада, кофе. (Кофе можно дать Марианночке вместо конфет).
Посмотри газеты, в которые завёрнуто всё это: там напечатаны мои вещи.
Крепко целую и тебя и доченьку! Желаю вам счастья.
P. S. Если увидишь Фадеева, передай ему сердечный привет, скажи, что работаем мы на полный ход, бодры и веселы. Передай ему моё новогоднее поздравление, а в будущем году все мы встретимся в нашем клубе!»
Знакомый всему миру голос диктора летит над страной.
«В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС.
Успешное наступление наших войск на Харьковском направлении.
12 мая наши войска, перейдя в наступление на Харьковском направлении, прорвали оборону немецких войск и, отразив контратаки крупных танковых соединений и мотопехоты, продвигаются на запад.
За время с 12 по 16 мая наши части продвинулись на глубину 20–60 километров и освободили свыше 300 населенных пунктов. Уничтожено около 12 тысяч немецких солдат и офицеров.
Наступление продолжается.
Совинформбюро».
Вот уже две недели наши части ведут упорные наступательные бои на Харьковском направлении. Ни днем, ни ночью не утихает артиллерийская канонада, идут ожесточённые пехотные, танковые и воздушные бои. Под ударами Красной Армии тает живая сила врага.
Ты идешь в наступление вместе с передовыми частями. Думая о тебе, хочется говорить о долге, о благородстве, о честном труде воина-журналиста.
Последнее твоё письмо помечено 15 мая 1942 года. Торопливый почерк…
«Началось большое наступление на Харьковском направлении.
Всё время разъезжаю, всё время в степях под открытым небом. Вчера во время жестокого боя я отправился в самое горячее место и был от немцев в 120 метрах, не дальше и не ближе. Это в первый раз за всё время войны.
Я был так близко, что мы им в рупор кричали:
— Эргибдих, — сдавайтесь, так вашу так!..
А когда обратно шёл, их автоматчики стреляли из пулеметов: на мне золотые пуговицы. Вот они и увидели… Приходилось много раз целоваться с землёй. А тут налетает авиация — опять ложись… В общем, весело!
…Настроение очень хорошее — ведь мы наступаем, а это для нас лучший праздник».
…Твоя последняя фотография: она прислана из Воронежа в феврале 1942 года. Хмурое, безрадостное утро, резкий ветер качает голые ветви обнажённых деревьев, витрины магазинов разбиты, ты в летном комбинезоне и собачьих унтах шагаешь по пустынной улице, направляясь на телеграф. Бледное, опухшее лицо. На обороте надпись: «Это я после полёта в тыл противника». Смелый воздушный рейд наших штурмовиков в немецкие тылы был выполнен с исключительным мастерством. На боевой машине, с грозным рёвом промчавшейся над колоннами врага, ты выполнял обязанности стрелка-бомбардира. Шагая после полета по улице Воронежа, с ещё не остывшим боевым возбуждением, ты вновь и вновь переживаешь отдельные моменты этой удачной воздушной атаки. В самолёте об этом думать некогда, человек охвачен упоительным чувством скорости, вдохновенной лихорадкой, торжествующим ощущением своей непобедимости. Одна за другой проносятся в голове картины, полные стремительного ветра, взрывов, сопровождаемые могучей, победной музыкой моторов. Всё это нужно в полчаса изложить на бумаге, слегка вздремнуть на голых нарах и снова ринуться в гущу боевых событий.
