Николай Непомнящий - Брем
Дружелюбие норвежцев, их готовность помочь в любую минуту произвели неизгладимое впечатление на Брема. Везде путешественники получали поддержку. Страна и народ вдохновили Альфреда: «Поездка по Норвегии укрепляет тело и душу и останется зарядкой на всю жизнь! Можно преодолеть все неурядицы, если хоть однажды прикоснешься к этой очаровательной природе».
Чтобы ближе познать природу Скандинавии, Брем со своим спутником не спеша пересек всю страну. В Фокстуэне он познакомился с охотником Эриком Свенсоном, который стал ему незаменимым другом и помощником. Он знал любой уголок окрестных гор и болот, к тому же мог понимать язык животных.
15 августа Брем вышел с друзьями на оленью охоту. Доврефьел являлся типичным горным хребтом в Южной Норвегии, который разрезается глубокими долинами рек, текущих к морю. Горы постепенно сходили на нет, крутые склоны становились редкостью. Все чаще встречались холмы, усеянные валунами. Примерно на 759 метрах над уровнем моря горы оказывались покрыты лесом — с соснами в распадках и березами по верхам. Внезапно лес кончился, остались только ива, можжевельник, мхи и лишайники. Здесь было царство оленей, в которое до сих пор удавалось проникать только опытным натуралистам и охотникам.
Свенсон шел очень быстро, так что Брему и его спутнику было трудно за ним поспевать. После почти двухчасового подъема добрались до вершины. В отдалении сверкала снежная шапка 2286-метрового Снехетта.
Преследовать животных было чрезвычайно трудно. Едва они наконец разыскали след оленей, горная вершина сразу исчезла из виду и погода сыграла с ними дурную шутку, заметя не только следы животных, но и их собственные. Пришлось укрываться за скалами, отказавшись от любых передвижений до полного прекращения снегопада.
Эрик Свенсон оказался надежным проводником в охоте на тетеревов. Она состоялась не на рассвете, как ожидал Брем, а в конце дня. Полуночное солнце было достаточно ярким и освещало окружающие болота, которые образовались там, где вода не успевает стечь в нижние слои почвы. Брем, который исходил эти области вдоль и поперек, отметил: «Вся Лапландия — это огромное болото и горные хребты, которые вздымаются как острова, и существует здесь всего несколько мест, где человек, преодолевая неблагоприятный климат, обрабатывает тяжелые почвы, — это оазисы в пустыне. Бывает песчаная пустыня, а это пустыня водяная».
Можно было целыми днями бродить здесь, не встретив жилья. Вместе со стадами они пересекали долины, добираясь до границ мхов и лишайников. Зимой коротали дни в бревенчатом домике.
Живой мир здесь не очень разнообразен, и виной тому главным образом кровососы.
Из дневника: Облака кровососов«Если нам приходилось ехать по тундре, мы и наши лошади неизменно были окружены полчищами насекомых — этакими живыми облаками. Тысячами они сидели на лошадях, на одежде. Каждый шаг провоцировал новую атаку мошкары. Все средства оказывались неэффективными. Ни березовый деготь, ни табак, ни покрывала на лице не могут избавить от этих вездесущих тварей».
Главный интерес для Брема представляли птицы Крайнего Севера. Поэтому он избрал основной целью посещения группу островов, лежащих в северной части западного побережья, к юго-западу от островов Вестеролен. В то время как крупные острова являются как бы продолжением континента, более мелкие, а также шхеры представляют свой неповторимый мир.
Из дневника: Под северным сиянием«Благодаря Гольфстриму на Лофотенах, где горы выросли примерно на 1200 метров, стояла зима и шли обильные осадки. Повсюду были разбросаны поселки, где люди жили не земледелием, а рыбалкой. В то время как летом здесь тихо и пустынно, так как нет работы, в зимний период начинается суета, особенно в те месяцы, когда долгая ночь на Севере вступает в свои права и вместо солнца светит только луна, а вместо закатов и восходов только северное сияние, и человек собирает на море обильную жатву. Из всех норвежских поселков выходят лодки на лов рыбы, вплоть до мест, находящихся за Полярным кругом».
Весной северные острова становятся птичьим раем. «Только две причины побуждают их оставаться на этих землях, — пишет Брем, — брачный инстинкт и ожидание близкой смерти. Во время зимних бурь они летят к скалам только на короткое время, чтобы смазать жиром свое оперение, а при наступлении весны независимо от расстояния собираются в колонии. При приближении лодки навстречу устремляются дружные защитники гнезд. Вскоре огромная стая кружит над лодкой, стоит невероятный гвалт».
В настоящем птичьем заказнике, как мы выразились бы сейчас, Брем побывал на Лофотенах, где нашли пристанище для птенцов кайры и гагарки. Зоолог надолго задержался на северных Лофотенах, где недалеко от берега расположены скальные образования или островки, так называемые «ники», похожие на колокола высотой до 300 метров.
Один из трех таких островков оказался как раз такой птичьей горой. Брем дождался штиля и подобрался поближе, чтобы ничего не пропустить из великого птичьего шоу.
Из дневника: Карнавал жизни«Куда ни бросишь взор, всюду сидят птицы. Во всех углах, концах, во всех щелях и дырах, они были справа и слева, вверху и внизу, летели сверху и снизу. Со стенок, с вершины горы вниз, в море он бросались такой плотной массой без перерыва, что даже не удавалось выделить глазом каждую конкретную птицу. Тысячи их сидели, тысячи танцевали, еще сотни летали, кувыркаясь в этом карнавале жизни, и все вокруг было наполнено хлопаньем крыльев, писком, криками… Попытка подняться на вершину горы, чтобы поиметь полное представление об окрестностях, не удалась. Наверху все тоже роилось и жужжало».
Брем не уходил со скалы 18 часов, впитывая в себя навсегда сценки из птичьей жизни. В полночь наконец все угомонилось. Птицы сидели неподвижно, образуя длинные белые линии, выставив вперед лишь грудь и клюв. На восходе шум возобновился, и спуск Брема, окруженного тысячами крачек, превратился в паническое бегство.
Аналогичное зрелище представилось ему во время визита на лежащие недалеко от мыса Нордкап островки Сверхольт, место гнездовья моевок. На скале 800 метров длиной и 200 — высотой они устроили тысячи гнезд в пещерах. Встревоженная выстрелами, гигантская стая птиц взмыла в воздух и постепенно опустилась на поверхность моря. Брем был очарован: «Как мне описать это незабываемое зрелище? Надо ли говорить, что море было как темное платье, опутанное миллионам ярких бусин? Или сравнить чаек со звездами с небес? Я знаю только одно — нигде больше я не видел такого красивого океана. И как будто бы не хватало еще красок: полуночное солнце на короткое время кутало розовым светом предгорья и самих птиц, гребни волн стали золотыми, и мы стояли, не в силах пошевелиться…»
