Раиса Кузнецова - Унесенные за горизонт
Наконец один из них сознался, что в горячке спора, увидев подходивший автобус, подумал, что сейчас их товарищ уедет и увезет их труд. И ударил его ножом. С профкомом института договорились, что они, как ближайшие друзья, возьмут на себя хлопоты по похоронам; там же получили деньги для покупки гроба и грузовик. Приехали в морг; ножевая рана на теле убитого оказалась слишком заметной, и студенты испугались, что в институте ее непременно обнаружат. Увидели выпившую, плохо одетую женщину ― предложили денег и обо всем тут же договорились. В профкоме института сказали, что опоздали и что труп студента уже увезли в «анатомичку», как никем не опознанный (на самом деле, по их заявлению туда отправили мужа подкупленной женщины)[26].
О всех перипетиях этого запутанного дела я не без хвастовства и бравады рассказывала Аросе, иногда сгущая наиболее отвратительные детали. Когда он узнал, что я присутствовала на эксгумации, его едва не стошнило.
― Нормальные люди не должны этого видеть! Даже знать не должны! ― закричал он. ― Как ты не понимаешь! Это чудовищно! Ты же мне обещала!
Ну, что я могла против этих синих глаз? Пошла на литфак «зондировать почву». И тут мне снова повезло. Шла реорганизация литфака в Редакционно-издательский институт, что вызвало большой отсев студентов, и мне был обещан перевод. Я, не бросая юрфака, начала готовиться к экзаменам с помощью Ароси, учившегося в «Брюсовском» и прекрасно знавшего классическую и советскую литературу, и особенно западную. Остальные предметы ― философия, политэкономия ― совпадали, и я собиралась сдать их на юрфаке досрочно.
Летом старший следователь Трофимчук пригласил меня поработать ― уже с оплатой труда. Я согласилась, хотя сочетать работу с подготовкой к экзаменам в РИИН было трудно. Но очень нужны были деньги ― не хотелось идти в новый институт плохо одетой.
Мне дали для следствия пухлое дело инженера Зеленко. В начале НЭПа он изобрел небольшой станочек, во много раз повышавший производительность труда рабочих инструментальных цехов. Пришел на прием к товарищу Орджоникидзе с предложением построить завод для выпуска таких станочков, но тот объяснил, что пока таких возможностей у государства нет. И посоветовал Зеленко расширить мастерскую, заключив договора с госпредприятиями, нуждающимися в таких станках, на их производство и поставку. Зеленко последовал совету, и его мастерская процветала, пока не началась ликвидация частного предпринимательства. Как правило, она проводилась через налоговый пресс. На Зеленко, как и на других, несмотря на то, что снабжал он только госпредприятия, наложили огромный налог; уплатить его он не смог, и мастерскую отобрали. Но ее себестоимость не покрывала суммы налога. За неуплату в срок росли пени. В общем, когда дело Зеленко попало ко мне, за ним числилась огромная сумма тысяч в тридцать. За уклонение от уплаты налога его не раз сажали, предъявляя обвинение по 169 статье ― мошенничество. Он был арестован и в этот раз, когда дело попало в мои руки.
Вызвала его на допрос. Привели ко мне стройного, высокого старика с огромной белой бородой. Усталым голосом он повторил свою «историю», знакомую мне по протоколам прежних допросов, вновь подтвердил, что средств для уплаты нужной суммы не имеет.
Я освободила его под расписку о невыезде и стала раздумывать, что же с ним делать. Советуюсь со старшими, опытными коллегами. Один и говорит:
― По существу, дело надо бы давно прекратить, но едва ли кто-то возьмет это на себя. Уж больно большая сумма наросла. Нанести такой урон государству? Не поймут!
― Но ведь сумма-то безнадежная! ― воскликнула я. ― Старика заслуженного мучаем, а ведь он пользу приносил госпредприятиям!
― Ну, вот вы и рискните, ― посоветовал он, ― тем более вы студентка, юрист еще неопытный, если ошибетесь, вас-то простят.
И я решилась. Написала подробное заключение о прекращении дела с мотивировкой, что у гражданина Зеленко все имущество конфисковано, средств для уплаты нарастающих с каждым месяцем пеней у него нет и не предвидится, мошеннических действий он не совершал, поэтому состава преступления по 169-й статье нет. Прочла свое заключение руководителю нашей юридической практики старшему следователю Трофимчуку. Он задумался на некоторое время, придвинул бумагу к себе, взял перо в руки и, сказал:
― Нет, согласуйте это заключение вначале с прокурором. А я организую вам срочный прием. Доложите, что документ я читал, но попросил посоветоваться с ним.
Прокурор города Москвы товарищ Липкин очень внимательно выслушал мои соображения, улыбнулся и сказал:
― А хитрец все же наш Трофимчук! Осторожный малый! Пусть, мол, прокурор и практикантка решают. Ну, мы с вами люди смелые! Тем более что со старика ничего больше не выжмешь.
И размашисто наложил резолюцию, выражающую согласие с моим заключением.
― Хоть и не полагается делать это до подписи старшего следователя, ну, да так и быть! Не приходить же вам сюда второй раз. Несите заключение на подпись Трофимчуку.
Тот, увидев резолюцию прокурора, немедленно подписался и сам:
― Как гора с плеч свалилась, спасибо вам за решительность!
Отдала распоряжение вызвать Зеленко. Старик явился утром с узелком в руках.
― Садитесь, ― предложила я и показала на стул.
― Спасибо, насижусь еще, успею, ― горько усмехнулся он.
― А вы, я вижу, предусмотрительно и белье, и еду с собой захватили?
― А как же! Я привык! Если вчера допросили и взяли подписку о невыезде, то сегодня допросят ― и в камеру.
― На этот раз, ― несколько торжественно начала я, ― ни в камеру, ни подписки. Читайте! ― и подаю ему копию заключения.
Трясущимися руками он надел очки и впился в строчки постановления о прекращении дела. Я видела, что он не верит своим глазам и перечитывает постановление неоднократно. Наконец прошептал:
― А как же тридцать тысяч? Неужели государство простило их мне? Нет, не может быть!
― Как видите, все может быть! В отношении вас была допущена несправедливость, а теперь она исправлена, ― сказала я, вставая из-за стола и подавая руку на прощание, ― Простите и нам эту грубую ошибку.
Он привстал со стула и вдруг рухнул на колени, прижимая мою руку к губам, целуя ее, шепча:
― Спасибо, спасибо!
Я страшно смутилась, и у меня даже слезы навернулись на глаза. Я стала поспешно вырывать руку. Но он цепко держал ее и продолжал целовать. Следователи, сидевшие в комнате, посмеивались, наблюдая эту сцену. Наконец я вырвала руку и, помогая старику подняться с колен, пробормотала:
― Ну, зачем же так, зачем? Ведь я сделала только то, что следовало!
