Хью Броган - Джон Кеннеди
На первом из них он споткнулся сразу же после инаугурации, и это бросило его в гущу сражения, которое, если бы он его проиграл, стало бы катастрофой для внутренней политики, эквивалентной Бей-оф-Пигз, и происходило, как и то дело, из-за неопытности новой администрации. Сторонники Кеннеди в Палате Представителей почти проиграли голосование по расширению Комитета по урегулированию.
После выборов 1960 года демократы все еще контролировали обе Палаты конгресса, но потеряли двадцать мест в Палате Представителей. Это могло не иметь значения, если бы партия была едина в вопросах политики, но это был далеко не тот случай. Хотя «упорный Юг» начал уступать под нажимом революции гражданских прав, почти все сенаторы и конгрессмены из южных штатов являлись демократами все еще номинально, и многие из них не только твердо поддерживали власть белых, но были чрезвычайно консервативны в целом. Благодаря системе старшинства джентльмены с Юга возглавляли большинство важнейших комитетов при конгрессе, от комитета по международным связям в Сенате до постоянной бюджетной комиссии Палаты Представителей, и таким образом имели прекрасную возможность влиять на прохождение предложений президента и определять, что могло, а что не могло пройти через конгресс. Но важнее было то, что эти реакционно настроенные демократы работали в неофициальной коалиции с республиканцами с 1938 года, когда они отошли от Франклина Рузвельта, оставив его одного. Их преобладание объясняло, почему конгресс пропустил сравнительно мало либеральных. предложений по законодательству за двадцать лет до 1960 года.
Комитет по урегулированию первоначально был учрежден для помощи и содействия в делах Палаты Представителей. Их обязанностью было взаимоувязывать графики заседаний и комиссий, что совершенно не предполагало определение вопросов политики. Но со временем комитет присвоил себе часть законодательной власти. Его председателем был «судья» Говард Смит из Вирджинии, большой реакционер, который при поддержке демократов-южан в комитете и республиканского меньшинства взял за правило не пропускать любое прогрессивное предложение, которое проходило через него: он не выпустил бы из своего комитета ничего, что было предназначено для голосования в Палате Представителей. Чтобы вырвать билль из его челюстей, существовали процедуры, но они были громоздки, неопределенны и отнимали много времени. Кеннеди мог быть уверен, что Смит, предоставленный сам себе, замнет большую часть президентской программы, что уже будет достаточно плохо; но то, что Комитет по урегулированию — организация, обладавшая небольшим демократическим авторитетом, либо вовсе его не имевшая, созданная исключительно для удобства Палаты Представителей, — в действительности превратилась в третью палату конгресса, было из ряда вон выходящим. Если отцы-основатели хотели бы создать такой институт, они бы это сделали, но они предполагали достаточным Сенат и Палату Представителей.
Кеннеди не был одинок в своей оппозиции к тому, что комитет узурпировал власть. Либералы Палаты Представителей годами боролись против этого и наверняка примкнули бы к президенту, если бы он затеял бой. Более важным было другое: уважаемый спикер пришел к заключению, что с этим ничего нельзя сделать, кроме как вызвать на открытый обмен мнениями. Мистер Рейберн, чья максима управления звучала как «если вы хотите поладить — ладьте», годами терпимо относился к поведению Смита — столько, сколько председатель был готов ладить, пока спикер говорил ему, что это действительно необходимо. Оба ветерана знали всю политическую жизнь друг друга, и Рейберн помнил, что именно он способствовал тому, чтобы Смиг занял в комитете первое место. Но Смит, с растущей уверенностью в своей несокрушимости, предпочел забыть это и в течение 50-х годов, особенно после подъема движения за гражданские права, все менее и менее сотрудничал с большинством из тех, кто, как предполагалось, был его собственной партией. Еще до того, как Джек Кеннеди выиграл президентские выборы, мистер Рейберн пришел к выводу, что с этим надо что-то делать.
Прямое нападение было вне обсуждений. Учитывая почти врожденный консерватизм Палаты Представителей и приверженность ее членов принципу старшинства, было бы тщетно стараться убрать «судью» Смита с поста председателя и тех, кто его поддерживал — из комитета. Спикер решил попытаться ввести трех новых членов в комитет, где их до этого было двенадцать: одного республиканца и двоих заслуживающих доверия демократов. Таким образом, теперь на стороне президента было большинство с перевесом в один голос. На мистера Рейберна произвела глубокое впечатление предвыборная кампания Кеннеди и его инаугурационная речь, и, по мере того, как он узнавал его лучше, Кеннеди нравился ему все больше. Если кто-нибудь и мог разбить «судью» Смита, то это был он, и он был готов это сделать. Таким образом, Кеннеди был рад предоставить возможность побороться старым ветеранам. Хотя спикер и предупреждал его, что будет сложно, Кеннеди не нуждался в предупреждениях о том, что он проиграет, за день до голосования.
Как заметил позже Лэрри О’Брайен, новая команда Белого дома едва ли успела бы снять фраки, которые надела в день инаугурации[128], и начала бы действовать немедленно. Голосование было отложено до дня ежегодного послания президента конгрессу «О положении в стране», и О’Брайен с несколькими доверенными помощниками поспешил в Капитолий. Была использована каждая мелочь президентского влияния: это был один из трех случаев за время его президентства, когда Кеннеди поставил на карту все, всю свою власть и престиж, на эту проверку, не оставлявшую обходного пути[129]. У него был небольшой выбор. Он заявил публично, что все это является делом конгресса, от которого он как президент стоит и должен стоять в стороне. На пресс-конференции он сказал, что, пока поддерживает Рейберна, «ответственность остается на плечах членов Палаты Представителей, и я не попытаюсь нарушить эту ответственность. Я только обнародую свои взгляды перед всеми заинтересованными гражданами»[130], но каждый улыбнулся бы иронично, если бы всерьез предположил, что президент действительно поступит так. Каждому было понятно, что успех администрации Кеннеди сильно зависит от победы в этом сражении. В день последнего голосования разразилась драма: мистер Рейберн покинул свое кресло спикера, что происходило редко, и сделал серьезное заявление, которое, как он знал, могло позволить предложению пройти — соотношение голосов оказалось 217 к 212. Это сделало ему честь в глазах его биографов, но без вмешательства Белого дома победа не могла бы быть отпразднована.
