Владимир Дайнес - Жуков
24 июня в районе Депден-Суме произошел неудачный бой между 149-м стрелковым полком и японцами. «Бой, по моему мнению, — сообщал 26 июня начальнику политуправления РККА руководитель бригады работников этого управления Абрамов, — бессмысленный и явившийся следствием распущенности командира полка майора Ремизова и бездеятельности военкома Кабанова, бой, повлекший за собой 10 человек убитыми, из коих 4 человека оставлены на территории противника, 87 человек ранеными и потерю одного танка БТ-5, 4 бронемашин и 1 грузовой машины, из которых танк, 3 бронемашины и грузовая машина оставлены на территории противника».[113] Правда, позднее И.М.Ремизов полностью реабилитировал себя, проявив недюжинную командирскую смекалку и героизм, за что посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.
Примеры, когда командиры и бойцы проявляли недисциплинированность и неумелые действия, были не единичны. Меры воздействия и наказания — самые суровые. Так, 27 июня военный трибунал приговорил к расстрелу командира отряда капитана М.П.Агафонова, командира взвода лейтенанта С.Н.Дронова и красноармейца Д.Я.Лагуткина. Двигаясь ночью, они сбились с пути и наткнулись на японскую заставу. Все трое после обстрела противником «в панике бежали в тыл». Осужденные имели право обратиться в вышестоящие судебные органы для смягчения приговора. Однако Жуков и Никишев были иного мнения. В своем обращении в Президиум Верховного Совета СССР, к наркому обороны и начальнику Генерального штаба они писали: «В связи с боевой обстановкой и особой опасностью этого преступления, в порядке статьи 408 УПК РСФСР, ходатайствуем о непропуске кассационных жалоб Агафонова, Дронова и Лагуткина и немедленном приведении приговора в исполнение».[114] Скорее всего, такой шаг был предпринят в целях наведения порядка и усиления дисциплины по принципу «чтоб другим неповадно было».
Японское командование, находясь под впечатлением первых успехов, пришло к мнению, что необходимо поставить последнюю точку в споре за Халхин-Гол. Командующий Квантунской армией генерал Уэда утвердил 20 июня новый план наступления, который предусматривал подготовку и проведение «тыловой операции» с целью «уничтожить армию Внешней Монголии, перешедшую границу». Замысел противника состоял в том, чтобы главными силами 23-й пехотной дивизии обойти левый фланг советско-монгольских войск, переправиться через Халхин-Гол, отрезать пути отхода на запад и ликвидировать попавшие в окружение части. В район Хайлара были дополнительно переброшены пехотный полк и отряд полевой зенитной артиллерии. В районе Халун-Аршан сосредоточивалась 1-я танковая группа (танковый полк, танковый полевой отряд, отдельный полк боевой артиллерии, подразделения обеспечения и обслуживания) под командованием Ясуока, который назначался командиром сводного отряда. Всего противник сосредоточил для удара более 10 тысяч штыков, около 100 орудий и До 60 противотанковых орудий.
Японское командование настолько уверовало в успех операции, что пригласило в район боевых действий иностранных корреспондентов и военных атташе наблюдать предстоящие победные действия.
Первоначально все шло так, как и планировал противник. Перед рассветом 3 июля части японских войск, сумевшие ночью скрытно переправиться через Халхин-Гол, атаковали подразделения 6-й кавдивизии МНР, захватили гору Баин-Цаган и прилегающие к ней участки местности. При этом противостоящие врагу немногочисленные силы — чуть более тысячи штыков и порядка 50 орудий — были явно не способны преградить ему путь для удара во фланг и тыл основной группировки наших войск.
В сложившейся, поистине критической, ситуации требовалось принять неординарное решение, которое позволило бы не допустить прорыва основных сил противника на противоположный берег Халхин-Гола. В этой обстановке командир корпуса мог только рассчитывать на свой резерв: 11-ю танковую и 7-ю мотоброневую бригады, которые насчитывали до 150 танков и свыше 150 бронемашин. Кроме того, в его распоряжении находился бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии, оснащенный сорокапятимиллиметровыми пушками.
По приказу Жукова резерв был немедленно поднят по боевой тревоге и начал выдвижение к горе Баин-Цаган. 11-я танковая бригада (комбриг М.П.Яковлев) получила задачу во взаимодействии с 24-м мотострелковым полком (полковник И.И.Федюнинский), усиленным артиллерийским дивизионом, с ходу атаковать противника и уничтожить его. 7-й мотоброневой бригаде (полковник A.Л.Лесовой) предстояло нанести удар по врагу с юга.
Жуков в беседе с Симоновым так объяснял свое решение о нанесении контрудара силами подвижного резерва: «На Баин-Цагане у нас создалось такое положение, что пехота отстала. Полк Ремизова отстал. Ему оставался еще один переход. А японцы свою 107-ю дивизию уже высадили на этом, на нашем, берегу. Начали переправу в 6 вечера, а в 9 часов утра закончили. Перетащили 21 тысячу. Только кое-что из вторых эшелонов еще осталось на том берегу. Перетащили дивизию и организовали двойную противотанковую оборону — пассивную и активную. Во-первых, как только их пехотинцы выходили на этот берег, так сейчас же зарывались в свои круглые противотанковые ямы. Вы их помните. А во-вторых, перетащили с собой всю свою противотанковую артиллерию, свыше ста орудий. Создавалась угроза, что они сомнут наши части на этом берегу и принудят нас оставить плацдарм там, за Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас была вся надежда. Думая о будущем, нельзя было этого допустить. Я принял решение атаковать японцев танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесет тяжелые потери, но мы сознательно шли на это».[115]
Впоследствии генерал армии И.И.Федюнинский писал: «Оценивая сейчас смелое по замыслу решение Г.К.Жукова, нельзя не заметить, сколь точно и правильно определил Георгий Константинович, что главным нашим козырем были бронетанковые соединения и что, только активно используя их, можно разгромить переправившиеся японские войска, не дав им зарыться в землю и организовать противотанковую оборону».[116]
Жуков шел на огромный риск, не только принимая решение о вводе в сражение 11-й танковой бригады, но и оставив на восточном берегу реки артиллерию, которая поддерживала часть сил второго эшелона. Это вызвало неудовольствие у заместителя наркома обороны Кулика, который потребовал отвести артиллерию с восточного берега, чтобы она не досталась врагу. Однако Жуков твердо заявил, что он не оставит пехоту без артиллерии, и сумел отстоять свою точку зрения перед Ворошиловым.