Евгений Березняк - Я был «майором Вихрем». Воспоминания разведчика
Ночью вышел из окружения отряд имени Варыньского (Тадека), а 12 января немцы начали наступление со стороны Гарбутовице. В нескольких местах немцам удалось прорвать оборону партизан, они ворвались в расположение отряда Гардого и советской группы Михайлова (Березняка).
Гардому и Михайлову пришлось организовать круговую оборону. В этом бою особенно отличилась советская группа под командованием капитана Михайлова.
Немцы потеряли 92 убитыми, 120 ранеными».
Мне эта страница напомнила самый счастливый и самый драматический день для группы «Голос».
В ночь на 12 января мы с Гардым проверяли усиленные дальние дозоры. Тогда нам еще не было известно, что весь огромный лесной массив Подгалья окружен плотным кольцом гитлеровцев, но «гостей» мы ждали.
В начале января Павлов настойчиво предупреждал:
«По имеющимся данным, гитлеровцы готовят карательную экспедицию против партизан в районе Кракова. Примите меры предосторожности».
О скоплении карателей в районе Бескид сообщил и Гроза. «Гостей» мы ждали на рассвете.
Но ночь и рассвет прошли спокойно. Мы с Гардым сняли дальние дозоры. Выставили ближние. Я забрался в свою землянку. Приказал разбудить в 14.00, с наслаждением растянулся на нарах и тут же уснул, словно провалился.
— Товарищ капитан, товарищ капитан! — слышу сквозь сон ликующий голос Близнякова. Открываю глаза: у Евсея счастливая улыбка до ушей. — Началось, — говорит, — товарищ капитан! Началось. Только что Ольга приняла радиограмму: войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление.
Мы — на «улицу». Хлопцы обнимаются, смеются, пляшут. Пахнет чем-то вкусным. Абдулла со своим подручным майором колдуют над котлом. Рядом Митя-Цыган. Стоит, широко расставив пружинистые ноги. Щурится от ярких солнечных лучей и такого же яркого, ослепительного снега. Глаза у Мити — веселые, сияющие: праздник.
…Наступление. Все эти трудные недели, месяцы мы жили ожиданием, работали на этот день.
И у Гардого уже знают. От него связной:
— Пан поручик ждет с обедом «по случаю».
Возвращаюсь в землянку побриться. Неторопливо намыливаю щеку.
Граната рванула совсем рядом. Землянка вздрогнула от взрыва. Как был — с намыленной щекой — выскочил наружу.
— Ложись, капитан!
Падаю, чертыхаясь, в снег. Глубокий, рыхлый. Тут же залаял пулемет. По голосу узнаю — крупнокалиберный, «собака», как мы их называли.
Каратели поливают свинцом каждый метр. Место дислокации, хоть и неровное, покатое, простреливается со всех сторон. Пока спасают ели и буки. Но удержать окруженную поляну вряд ли удастся. Немцы все ползут. Сколько их? Надо что-то предпринять. Не лежать же до тех пор, пока перебьют как щенят.
— Товарищ капитан, разрешите.
Это Ростопшин. С полуслова понимаем друг друга.
Сильным рывком Семен выбрасывает тело за бруствер траншеи, катится к дереву, затем, оставляя за собой глубокий след, ползет на частый, назойливый лай пулемета.
О том, что произошло в ближайшие минуты, Семен впоследствии рассказывал неохотно.
…Стало жарко. Снег набивался в рукава, таял. Нижняя рубашка прилипла к телу. Семен полз, не поднимая головы. Перевалил через бугорок, скатился в лощинку, начал подниматься наверх и вдруг замер. За буком прятался гитлеровец в маскхалате.
Немец вскинул автомат, но Семен опередил его, уложил первым выстрелом.
…Пулеметчик-эсэсовец — на снегу четко выделялась его офицерская кокарда — припал к пулемету. Лежал, широко раскинув ноги. Почуяв неладное, рывком обернулся. Выхватил пистолет.
Ростопшин поднялся и пошел на него, молчаливый и страшный.
— Иван, не стреляй!
— Не буду. Не буду, гад, не буду!
Ударил эсэсовца ножом.
…Я приказал всем сосредоточиться для прорыва, когда по цепи передали:
— Товарищ капитан, Ростопшин захватил пулемет. Бьет по флангу. Там дыра образовалась.
— Ильенко, Абдулла — к Ростопшину. Отченашев, предупредите Гардого. Не спускайте глаз с Пекеля. Рации — к выносу.
В бинокль хорошо видны перебегающие от дерева к дереву фигурки в белых маскхалатах. Хлопцы стреляют метко, берегут патроны. К тому же научены бить наверняка. Падают белые фигурки, но их не становится меньше. Зимний лес кишит карателями. Нахально лезут. Уверены: нам — крышка. Автоматные очереди с шипением вонзаются в снег. Сумеем ли продержаться до ночи?
А соседи — молодцы. Тоже не растерялись.
— Пан капитан, пан капитан! — горячий шепот рядом. Гардый. И как ему удалось проползти под таким плотным огнем? — Пан капитан. Товажиш Михайлов. Уходите с группой. Мы вас прикроем.
Уходить! Другого выхода нет. Именно теперь, когда началось наступление, «Голос» особенно нужен Центру. Он не имеет права, не должен замолчать.
Обнимаю Гардого. Мы крепко подружились с ним за последние два месяца. А слов нет. Что можно сказать другу, готовому грудью заслонить тебя.
Гардый подсказал путь к отходу: еще выше, в горы, в труднодоступный для карателей, каменистый, изрезанный холмами район Бескид. Туда вела еле заметная, припорошенная свежим снежком тропа. Солнце спряталось за тучами. Это нам было на руку. Гитлеровцы продолжали поливать огнем позиции польского отряда и наш лагерь. Гардый с небольшой группой смельчаков отстреливался, каждый раз меняя позиции, перебегая из траншеи в траншею. А в это время его хлопаки уходили в брешь, пробитую Ростопшиным, вслед за бойцами нашей группы.
Поднялись на вершину. Сделали привал. Мне доложили, что потерь почти нет. Только исчез Курт Пекель и слегка ранен Семен Ростопшин.
— Где он?
— Здесь я, товарищ капитан, — ответил голос из темноты.
— Спасибо, Семен, выручил. Как рана?
— Та-ак, царапина. До свадьбы заживет. Вот, товарищ капитан, возьмите. На память о Козлувке.
На широкой ладони Ростопшина лежал именной, в белой костяной оправе «Вальтер-9».
Были жертвы и среди партизан. Как жил, так и умер — героем — наш Метек. «Телохранитель» Ольги, бессменный связной, Метислав Конек, прикрывая наш отход, держал оборону вместе с партизанами Гардого. Он навеки остался на одном из безымянных склонов Бескидских гор.
Хлеб — Варшаве
15 января нас застало в Явоже. Местные гурали встретили отряд как старых добрых знакомых. К вечеру подморозило. Я вышел во двор. С востока глухо докатывался гул артиллерийского боя. И не заметил, как рядом вырос Евсей Близняков.
— Товарищ капитан, товарищ капитан! Ольга зовет. Говорит: важное сообщение.
Я — в хату. Ольга сияет: вести хорошие. Протянула наушники. Я сразу узнал чеканный, торжествующий голос Левитана. Освобождена Варшава. Наушники наполнились грохотом, праздничными залпами, Москва салютовала Варшаве, солдатам-освободителям. В тот же вечер Ольге удалось поймать Киев.
