Игорь Зимин - Из истории зубоврачевания, или Кто лечил зубы российским монархам
Наверное, для читающей публики это была сенсация: вместо мучительной ампутации приложил к щеке магнит, повернулся лицом к северу и дожидайся, когда зуб перестанет болеть. Трудно сказать, почему врач, получивший солидное образование и практиковавший на флоте, при чинах и положении, пошел по этому пути. Впрочем, известно немало подобных солидных людей, совершавших «на ровном месте» «революционные открытия» в тех или иных науках и искренне уверовавшие в свои «новаторские методы». Это не раз бывало и в медицине, да и в истории (читай труды академика Фоменко. – Прим. авт.).
В конце концов «новатора» в 1765 г. вызвали в Медицинскую коллегию и сделали выговор.
Карикатура на зубных врачей. XVIII в. Раскрашенная гравюра
В свое оправдание Бахерахт представил длинный список лиц, вылеченных им от зубной боли магнитом. На это ему ответили, что «зубную боль вам лечить магнитом не запрещено, а когда вы в Коллегию призваны были, выговор вам был учинен за то, что вы оными магнитами торговали, продавая их чрезвычайной ценой»[85].
Несмотря на развитие зубоврачевания в XVIII в., основная масса населения России оставалась лишенной этого вида врачебной помощи. Обеспеченные слои населения городов получали помощь у частнопрактикующих врачей (в большинстве случаев – иностранцев), неимущие пользовались услугами цирюльников, банщиков, знахарей и других лиц, не имевших медицинского образования; в сельской местности квалифицированная зубоврачебная помощь практически отсутствовала.
Широкое хождение в народе имели всякого рода рукописные «лечебники». Анализ их содержания указывает на то, что некоторые «рецепты» лечебников имеют европейское происхождение. Составителями их нередко являлись священники, знакомые с греческим и латинским языками, поэтому наряду со всякого рода знахарскими заговорами, экзотическими настойками и «эликсирами» эти лечебники содержали и некоторые рецепты из древних римско-арабских переводов («Пандекта Серапиона» и др.). Во второй половине XIX в. печатные лечебники уже содержали рекомендации некоторых европейских светил (Гофмана, Линнея). Известно, что болеутоляющие свойства ряда «лекарств» тщательно переписывались и передавались в семьях из поколения в поколение, как фамильная тайна огромной ценности[86].
Гроот Г. Петр Федорович и Екатерина Алексеевна. 1740-е гг.
Если же вернуться в императорские резиденции, то в мемуарах императрицы Екатерины II имеется несколько ярких «стоматологических эпизодов». Они интересны тем, что показывают уровень повседневной зубоврачебной помощи, бытовавший в императорских резиденциях. В этих эпизодах речь идет о событиях 1750-х гг. В то время будущая Екатерина II еще была женой наследника трона великого князя Петра Федоровича.
Эпизоды по большому счету самые банальные: «Дорогою у меня страшно разболелись зубы… граф Гендригов, состоявший при мне в должности камердинера, хвалился сестрице, что он разом меня вылечит. Та сказала о том мне, и я согласилась попробовать его лекарства, тем более что не видала в нем ничего существенного и скорее считала его шарлатанством. Он тотчас вышел в другую комнату и принес оттуда крошечный сверток бумаги, который я должна была положить на больной зуб и жевать. Только что я это сделала, зуб мой разболелся еще сильнее, и я принуждена была лечь в постель. Меня принялась бить такая лихорадка, что я себя не помнила… Десять либо двенадцать дней я пролежала в постели; и зубная боль моя возобновлялась ежедневно после обеда, в один и тот же час».
Как мы видим в этом эпизоде, несмотря на острую боль в зубе великой княгини, жены наследника трона, рядом с ней так и не обозначился зубной врач, который сумел бы помочь ей своими профессиональными знаниями и умениями. Великая княгиня была вынуждена довольствоваться рекомендациями человека категорически далекого от медицины, ведь она сама считала его «шарлатаном». Из этого эпизода складывается представление, что зубных врачей при Императорском дворе в 1750-х гг. просто не было.
Другой эпизод очень колоритен, поскольку показывает, как осуществлялись зубоврачебные операции в императорской резиденции и кто их выполнял: «15 декабря мы поехали назад из Москвы в Петербург. Мы ехали день и ночь в открытых санях. В середине дороги у меня опять страшно разболелись зубы, но не смотря на то, Великий князь не позволял закрыть сани… Только что вышедши из саней, я поспешила в отведенные нам комнаты и послала за Боегравом[87], первым медиком Его Высочества, племянником знаменитого. Я просила его вырвать мне этот зуб, который не давал мне покою уже четыре или пять месяцев. Он не соглашался, но я решительно настаивала. Наконец, он велел позвать моего лейб-хирурга Гиона[88]. Меня посадили на пол; Боеграв держал с одной стороны, Чеглокова с другой, и Гион выдернул мне зуб, но в ту минуту как он дергал, изо рту у меня хлынула кровь, из носу потекла вода и из глаз слезы. Боеграв, обыкновенно судивший очень здраво, воскликнул при этом: „Экой неловкий!“ И когда ему подали зуб, сказал: „Я именно этого боялся и оттого не хотел, чтобы его вырывали“. Вместе с зубом Гион оторвал часть десны приросшей к зубу. Императрица стояла у дверей моей комнаты, в то время как мне рвали зуб. После я узнала, что она очень сожалела обо мне и даже плакала. Меня уложили в постель… Я очень страдала в течение слишком четырех недель, и вышла из комнаты не раньше половины января 1750 года, потому что на щеке у меня долго оставались отпечатанные все пять пальцев господина Гиона в виде синих и желтых пятен»[89].
Видимо, это событие врезалось в память императрице, если ему спустя более чем 30 лет уделено столько внимания. Обращают на себя несколько деталей: во-первых, зубные боли мучили великую княгиню, по ее словам, 4 или 5 месяцев (Екатерине в то время шел 21 год); во-вторых, операция была проведена только после неоднократных и настойчивых просьб со стороны больной; в-третьих, зубоврачебная операция была проведена буквально «на полу», при этом хирург не проявил должной квалификации, вырвав зуб вместе с частью десны; в-четвертых, послеоперационный период (включая косметологические последствия) занял почти целый месяц. Такой уровень зубоврачебной помощи в императорской резиденции приводил к катастрофическим (с современной точки зрения) потерям, поскольку речь шла о зубах молодой женщины.
Вот еще один характерный «стоматологический эпизод» из записок императрицы: «У меня сделался флюс на обеих щеках, или, по крайней мере, я так воображала себе, но после нескольких дней боли у меня выпали четыре больших зуба, с каждой челюсти по два крайних». Екатерина II упоминает об этом эпизоде мимоходом, как о совершенно обыденном, рядовом событии. Вероятно, все эти эпизоды соответствуют действительности (это не политические интриги), и мы видим, что на протяжении 2–3 лет будущая императрица в возрасте едва за двадцать лет лишилась пяти зубов[90].
