Афанасий Белобородов - Всегда в бою
Фашистские опорные пункты, расположенные в здании снигиревской школы и на кирпичном заводе, пали еще на рассвете. Их разгромил своим огнем тяжелый гаубичный дивизион капитана Тертышного. Когда артиллеристы меняли огневые позиции, комиссар дивизиона политрук Романченко остановил колонну возле школы - пусть бойцы наглядно убедятся в силе своего оружия. В здании, под обрушенными балками, среди битого кирпича, скрученного железа, искореженных противотанковых пушек и пулеметов, валялись сотни трупов эсэсовцев из полка "Фюрер".
Состоялся короткий митинг. Наводчик сержант Петренко сказал:
- Гарно мы их помолотылы. Побачили-таки Москвы, тварюги! А мы, хлопцы, Берлина побачим в натуре. Так ли?
- Так! - дружно ответили артиллеристы.
Еще более внушительную картину вражеских потерь наблюдали солдаты 131-го полка день спустя, уже на подходе к Истре. Они оборудовали блиндажи на опушке леса, неподалеку от которого виднелся высокий и длинный - шагов на сто штабель дров, занесенный снегом. А когда подошли, чтобы взять дрова для перекрытий, оказалось, что штабель сложен из убитых фашистских солдат.
9-я гвардейская, взаимодействуя с соседями - 18-й и 108-й дивизиями, продолжала успешно продвигаться вперед. В 5 - 6 километрах восточнее Истры, на рубеже Ивановское, Высоково, Манихино, Павловское, фашисты пытались нас задержать. Мы перегруппировали войска и после сильной артиллерийско-авиационной подготовки опрокинули противника.
Утром 11 декабря 258-й полк М. А. Суханова первым ворвался в город Истра с северо-востока и востока. Батальоны капитана И. Н. Романова и лейтенанта Ш. X. Юсупова выходили к Ново-Иерусалимскому монастырю; 40-й полк А. П. Коновалова овладел южной окраиной города, 131-й полк Н. Г. Докучаева - железнодорожной станцией Истра.
Отступая, фашисты полностью разрушили город. Военный корреспондент писатель Евгений Воробьев, вступивший в Истру с батальоном Юсупова, записал тогда в своем фронтовом блокноте: "Все взорвано, сожжено педантичными минерами и факельщиками. Уцелели лишь два кирпичных здания справа от дороги, а в центре города остался в живых дом с разбитой крышей и зеленый дощатый киоск. Сплошное пожарище и каменоломня, все превращено в прах, обломки, тлен, головешки, пепел"{26}.
Тяжелое зрелище представилось нам, когда вслед за батальоном Романова мы с комиссаром Бронниковым и оперативной группой штаба вышли к излучине реки, к монастырю. Настенные его башни разрушены, надвратная церковь XVII века творение крепостного архитектора Бухвостова - взорвана. Фашистские варвары не пощадили и знаменитый своим великолепным деревянным шатром собор. Его тоже подорвали и сожгли. Такая же участь постигла и все другие здания. Их обломки были заминированы.
С западного, возвышенного берега реки фашисты вели сильный огонь. Видимо, надеялись задержать советские войска на этом естественном рубеже. У нас же была задача с ходу форсировать Истру. Передовые подразделения полка Суханова перебежками, по льду, уже приближались к тому берегу.
Вдруг кто-то крикнул:
- Вал идет! Вода!
Был пятый час пополудни, смеркалось. С севера, от Истринского водохранилища, заполнив русло до краев, надвигался громадный водяной вал. Весь в белой пене и морозном пару, швыряя, как спички, сосны, смытые где-то в верховьях, ревущий поток промчался вниз по реке.
Полковник Федюнькин переговорил со штабом 18-й дивизии. Ему сообщили, что фашисты успели взорвать плотину водохранилища.
Истра разливалась все шире, уровень ее быстро поднимался. Скоро лед оказался уже на глубине 2 - 3 метров, а до западного берега было метров 60 водного пространства.
Сначала мы попытались продолжить форсирование. Иван Никанорович Романов вызвал добровольцев, или "охотников", как именовал он их по старому обычаю. Человек пятнадцать - двадцать вышли из строя. Ну что сказать об этих героях? Можно только молча снять перед ними шапку. Мороз - двадцать градусов, огонь противника - плотный, непрерывный, а два десятка храбрецов, располагая наспех связанными плотиками в три-четыре бревна, все-таки пошли - без приказа, по зову своего сердца. И, возможно, добрались бы до того берега, если бы не стремительное течение. Оно подхватывало плотики и уносило вниз по реке. Выгрести против течения было невозможно. Форсирование пришлось прекратить.
Собрал я саперов. Пришли начальник инженерной службы дивизии, он же командир 89-го саперного батальона, Н. Г. Волков, комиссар батальона С. 3. Кириченко, командиры рот.
- Своими силами мост на сваях мы не построим, - доложил Волков. - Я уже измерил скорость течения: оно сорвет деревянные опоры.
- А выход?
- Надо запросить армию. Пусть пришлют понтонный батальон.
- Уже запрашивал. Нет у них понтонов. Думайте!
Саперы подумали, поговорили между собой, даже поспорили.
- Есть выход, - сообщил Волков. - Будем строить мост из плотов.
- Артиллерию он выдержит?
- Выдержит. Нарастим сверху соломой, заморозим - пройдут и танки.
Саперы ушли, а для меня проблема переправы еще не решена. Строить мост можно тогда, когда на западном берегу будет хоть небольшой плацдарм. А переправить бойцов для захвата плацдарма можно только по мосту. Заколдованный круг получается.
Ждать, пока сойдет вода и снова обнажится лед? Противник как раз на это и рассчитывает. Он стремится выиграть время, чтобы привести в порядок свои потрепанные части, укрепить новый рубеж обороны.
Решить проблему помог капитан Романов. Он пришел в штаб дивизии, располагавшийся на территории истринской больницы, и предложил следующее: как только вода сойдет до того уровня, когда реку можно будет форсировать вброд, он поведет свой батальон. Лучше - ночью. Захватит плацдарм, а там - дело за саперами.
- Допустим, - говорю, - выберешься из реки на берег, а что дальше? Поморозишь людей...
- Не поморожу, - ответил он. - Фашисты нас никак не ждут. А это уже половина успеха. Захватим траншею, обсушимся в блиндажах...
12 декабря в Истру приехал К. К. Рокоссовский. Доложил я ему план форсирования. Командарм, однако, промолчал.
- Вы утверждаете план?
- Пойдемте-ка на реку, - предложил он.
Мы вышли к реке. Мороз, звезды, черная вода. В лощине - огонек костра, снуют темные фигуры. Это бойцы старшего лейтенанта Трушникова вяжут плоты. Поговорил командарм с саперами, и мы вернулись на КП.
Константин Константинович долго пил чай и по-прежнему молчал. Потом он надел шинель, и я проводил его до машины. Настроение у меня было скверное. Я уже достаточно хорошо знал командарма. Если он молчит, значит, недоволен планом и думает за меня. Решает мою боевую задачу.
Генерал Рокоссовский сел в машину, она отъехала, но потом затормозила. Он открыл дверцу, крикнул:
