Моисей Губельман - Лазо
Наутро Аду и Марковского нашли за городом. Ада и Марковский были сильно порубаны и истерзаны пытками, они чуть-чуть стонали в предсмертной агонии. Ада лежала в овраге, закрыв глаза своей маленькой рукой, и по пальцам ее из глаз стекала кровь…»
Массовый террор принял особенно широкие масштабы, когда эсеровское «правительство» было свергнуто ставленником империалистов США и Англии — адмиралом Колчаком. От карательных отрядов адмирала стонала вся Сибирь. В тюрьмы и концентрационные лагери колчаковцы заточили более восьмидесяти тысяч рабочих и крестьян. По неполным подсчетам в одной только Енисейской губернии (Красноярский край) палачи разграбили и сожгли двенадцать тысяч крестьянских хозяйств, расстреляли и повесили более десяти тысяч рабочих и крестьян, выпороли более одиннадцати тысяч мужчин и женщин.
В течение нескольких месяцев в Сибири было убито свыше сорока тысяч человек, среди которых — многие сотни революционеров, перенесших царскую каторгу, ссылку.
Вторая областная партийная конференция Сибири вынесла решение организовать восстания против колчаковщины. Дважды рабочие и революционные солдаты пытались свергнуть в Омске власть Колчака, но терпели поражения. Много людей погибло в те памятные дни. В числе других партия потеряла тогда руководителей восстаний — одного из своих крупнейших деятелей, председателя подпольного Сибирского Центрального Комитета Арнольда Нейбута и неоднократно бежавшего из ссылки большевика-подпольщика, комиссара Туруханского края Александра Масленникова.
На смену погибшим сотни тысяч рабочих и крестьян поднимались на борьбу с контрреволюцией.
НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
В это исключительно тяжелое время партия послала своих лучших людей в Дальневосточный край для борьбы с интервентами и белогвардейщиной.
Из Забайкалья был срочно отозван Сергей Лазо и назначен командующим Прибайкальским фронтом. Перед ним поставили сложную задачу: задержать продвижение чехословаков и белогвардейцев, прикрывать отступление Красной гвардии и Центросибири на восток.
Лазо немедленно выехал на фронт. Прибыв на станцию Хилок, он застал здесь только небольшой отряд курсантов читинской школы красных командиров. Все остальные части отошли уже по направлению к Чите.
На митинге трудящихся Лазо рассказал о положении в Советской России, о причинах, вызвавших отход советских частей, о буржуазных чехословацких националистах — агентах мировой буржуазии. Свою речь Сергей Георгиевич закончил словами:
— …Мы не гибнем, мы не умираем, а временно захворали. Пройдет некоторое время… и мы, выздоровевшие, напряжем все мускулы и снова воскресим советскую власть, которую враги уже не одолеют.
Под напором огромных сил белогвардейцев и чехословаков отряду курсантов также пришлось отступать с боями на восток.
Бронепоезд под командованием Лазо отходил последним, принимая на себя яростные атаки наступающего противника.
Отступая на восток, отряд Лазо взрывал за собой железнодорожные мосты, разрушал пути, водокачки, телеграфные аппараты и связь. В этой сложной обстановке Лазо работал с исключительной энергией и выдержкой, мужеством и хладнокровием. Когда ему сообщали из того или иного эшелона о том, что пробравшиеся враги ведут там контрреволюционную работу, он немедленно отправлялся в этот отряд, разъяснял бойцам подлинный смысл вражеских провокаций, сурово наказывал виновных. Иногда достаточно было одного его появления, чтобы в отряде восстанавливался образцовый порядок.
Лазо вел жестокую борьбу с анархистскими бандами, которые мародерствовали, разлагали фронт.
На каком-то небольшом разъезде во время остановки поезда Лазо увидел на перроне солдата с винтовкой в руках и мешком за плечами. Из мешка несся отчаянный визг поросенка. За солдатом бежала женщина. Она плакала и причитала:
— Ты куда же, ворюга, последнего забрал? Беляки были — грабили, мужа моего зарубили. Теперь свои красные пришли — грабят… Да что же это за напасть!..
Лазо остановил солдата.
— Что у тебя в мешке? — спросил он строго.
— А тебе что? — нахально ответил мародер.
— Какой части? — не теряя хладнокровия, допытывался Лазо.
— Ирод, товарищ начальник, — сказала женщина, обращаясь к командующему. — Приставил ружье к плечу и кричит: «Волоки поросенка — ее то жизни решу!»
— Не волнуйтесь, товарищ, — успокоил женщину Лазо. — Поросенок не пропадет. Его доставят вам домой. — И снова обратился к солдату: — Какой части, спрашиваю?
— Я… отставший, — струсил грабитель, заметив вокруг Лазо группу красногвардейцев.
— Тебе зачем советская власть винтовку доверила?..
— Чтобы контру добивать, — едва пролепетал любитель поживиться чужим добром.
— А эта женщина тоже «контра»?
Ответа не последовало.
— Мать у тебя есть?
— Так точно… С Урала мы, чусовские.
— Пришел бы к твоей матери хулиган вроде тебя и стал бы ее грабить. Это как по-твоему?
— Виноват… возьмите, мамаша… звиняюсь. — И снял с плеч мешок с поросенком.
— Так дело не пойдет, — сказал Лазо. — Где взял, туда и снеси.
— Слушаюсь.
— Проводите его, — приказал Лазо одному из красногвардейцев. — А потом — в трибунал…
В огне гражданской войны, в постоянном общении и тесном содружестве с большевиками, под руководством которых он сражался за советскую власть, окончательно сформировалось мировоззрение Сергея Лазо.
Глубоко принципиальный, прямой, честный в своих мыслях, правдивый и искренний в поведении, он тщательно проверял свою готовность и право вступить в члены Коммунистической партии.
К этому времени Лазо убедился в том, что единственная партия, отражающая полностью интересы всех трудящихся, это партия коммунистов, возглавляемая В. И. Лениным.
В середине августа 1918 года, когда под напором врагов советские части отступали и большевики готовились покинуть Читу, Лазо подал заявление руководству читинской и иркутской организаций с просьбой принять его в ряды большевиков.
В заявлении он указывал, что, борясь с первых же дней революции вместе с большевиками против контрреволюции, он убедился, что лишь партия большевиков, партия Ленина, является подлинно революционной партией рабочего класса и трудового крестьянства.
«Меня, — писал Лазо, — все окружающие считают большевиком… Впереди предстоит огромная, тяжелая и жестокая борьба с интервентами и белогвардейцами… Нас, возможно, ожидает глубокое подполье, пока на помощь не подойдут силы Красной Армии из Советской России. Я прошу вас оказать мне полное доверие — принять в ряды Коммунистической партии».