Николай Горностаев - Мы воевали на Ли-2
Им нужно было найти и уничтожить цель под кодовым названием «Муха» — артиллерийские позиции дальнобойных орудий на территории совхоза «Беззаботинский» в районе деревень Разбегай и Райкузы, в десяти километрах южнее Петродворца.
Вместе со старшим техником-лейтенантом Н. В. Коваленко и группой механиков и оружейников на автомашине мы быстро перебрались на аэродром поселка Каменка невдалеке от линии фронта. Когда шофер заглушил мотор и мы спрыгнули из кузова на землю, за линией фронта расцвел в небе диковинный лес голубоватых столбов — вспыхнули прожектора. Мощные стволы света метались по небу, скрещивались, переплетались и, если вдруг схватывали светлый паучок самолета, застывали на нем. И сразу же рядом с паучком, выше, ниже вспыхивали красные лохмотья зенитных разрывов. Ухнули взрывы бомб.
— Начали, — сказал Коваленко, и, словно подтверждая его слова, горизонт стал набухать кроваво-красным заревом.
Первым пришел с задания экипаж младшего лейтенанта В. А. Суворова. Он доложил подъехавшему к нам Павлову о том, как поработали над целью. Пока летчики, отойдя в сторону, жадно тянули самокрутки, мы с борттехником А. Т. Пряниковым осмотрели пробоины. Осколки не задели жизненно важных узлов машины. Оружейники, которым на помощь подоспел экипаж, подвесили крупные фугаски, снарядили их взрывателями, загрузили ящики с мелкими осколочными бомбами. И когда последний из шестнадцати Ли-2 был еще над целью, Суворов уже снова набирал высоту. А на нас надвигалась темная туша только что севшего самолета.
Напряжение боевой ночи нарастало. Я сдвинул ушанку на затылок, расстегнул, а потом сбросил ватник. Фронтовой конвейер действовал без остановки: посадка, осмотр, заправка, подвеска бомб, взлет…
— Горностаев! — Меня окликнул Павлов. — Возьми четырех своих парней, помоги Коваленко и оружейникам привезти бомбы.
Бешеная гонка на машине к железнодорожной ветке. Но пояс в снегу мы раскапываем и грузим 250-килограммовые бомбы в полуторку, вскакиваем в кузов и мчимся к стоянкам самолетов.
Лес прожекторных столбов словно кто-то вырубил, лишь одинокий луч метался по озаренному пожаром небу. «Да ведь это наши поработали!» — пришла вдруг мысль. Зарево стало бледнеть, хотя гул разрывов не стихал. Ли-2 продолжали бомбить фашистов.
— Туман, черт бы его побрал, — выругался Павлов. — Закроет нас.
Он оказался прав. Мутная пелена смыла все ориентиры, накрыла аэродром в Каменке, и Ли-2 врассыпную произвели посадку на запасных в Кронштадте, Выползово, Бабаево. Лежали в глубоком сне топи и болота, запорошенные снегом, мерзли под стылым небом редкие деревушки, опоясанные мелколесьем… Ни признаков жизни, ни следов войны. Но едва эту тишину нарушал гул нашего самолета, оживала мертвая земля. Начинали плеваться металлом зенитки, хищно взмывали в ночное небо истребители. И все же в эту ночь судьба хранила наши экипажи.
Утром на нашем аэродроме приземлились штурмовики Ил-2. Началось наступление Ленинградского фронта, и они поддерживали наземные войска с воздуха.
— В «Беззаботинском» вы поработали? — спрашивали летчиков штурмовики.
— Мы.
— Живого места не оставили. Перепахали батареи, с землей смешали, — улыбались штурмовики.
— Вот и хорошо, — подвел итог техник моего авиаотряда Кузьма Родин. — Хоронить не надо.
Однако ни в это утро, ни в последующие три дня мы больше не смогли помочь нашим наступающим войскам. Низкая облачность и снегопад закрыли для Ли-2 дорогу в небо. Лишь к вечеру 16 января солнце выкатилось из-за туч и повисло над горизонтом. Полк получил приказ: ночью в составе соединения нанести удар по укрепленным узлам обороны врага в районе Дудергофа и Гатчины. По данным разведки, гитлеровцы сосредоточили там более шестидесяти зенитных батарей и десятка три прожекторов. Чтобы сломить их сопротивление, решено было нанести массированные удары двумя эшелонами — один по Дудергофу, второй — по Гатчине. Такая тактика позволила подавить противовоздушную оборону и бомбить живую силу в Горской, Пиккале, Красном Селе. Гул бомбардировщиков, несущих сотни тонн бомб и с методичностью метронома обрушивавших их на головы врага, не стихал до утра. То же продолжалось и в следующую ночь. И когда войска 2-й ударной и 42-й армий овладели Ропшей и Красным Селом, Москва салютовала этой победе.
В тот час, когда над столицей гремел салют, в заснеженном лесу на прифронтовом аэродроме начался митинг авиаторов — участников прорыва на Ленинградском фронте. Его открыл командир 3-й эскадрильи майор В. Д. Ширинкин, совершившей под Ленинградом наибольшее число боевых вылетов:
— Великая честь выпала нам, защитникам города, носящего имя Ленина, — гнать с этой земли врага, — сказал он. — Летчики полка проявили подлинный героизм и самоотверженность. Но это только начало. Мы должны воевать без устали и без пощады, чтобы ни один изверг не ушел от справедливой кары под стенами Ленинграда.
Его сменил капитан Н. И. Рыбин, уроженец Ленинграда:
— Больно видеть и слышать о том, какие страдания принесли фашистские захватчики моему родному городу! — Его гневный голос звенел. — Один ответ заслужил враг — смерть!
Эти слова узнали многие воины. Отчет о митинге опубликовала красноармейская газета «Красный сокол».
Гитлеровская группировка была окружена и уничтожена. 27 января город-воин Ленинград салютовал мужеству и стойкости воинов Красной Армии и ленинградцев. Приказом Верховного Главнокомандования от 29 января 1944 года всему личному составу АДД была объявлена благодарность.
И все же враг огрызался. Аэродром Левашово часто подвергался артобстрелам и бомбежкам. Существовала реальная опасность, что финны и немцы скоординированным ударом могут захватить этот аэродром. Поэтому 2 февраля полк перебазировался в Парголово. Здесь мы увидели узкую и короткую взлетно-посадочную полосу, окруженную сосняком, что, конечно же, совсем не обрадовало наш летный состав. На одном ее конце имелись препятствия — капониры, оставшиеся от истребителей. Взлет с грузом бомб на Ли-2 в пределах такого аэродрома требовал исключительного мастерства.
Лучшие апартаменты — тесный барак, наполовину крытый в землю, — отвели штабу, КП полка, кухне и столовой.
По опушке леса вдоль ВПП тянулись землянки, в которых мы и поселились. Землянки достались нам по наследству от летчиков, которые жили здесь осенью. За зиму жилой фонд пришел в ветхое состояние: развалились печи, потолочный накат, двери, окошки подгнили.
— Кузьма, — окликнул я Родина, давай к нам. Мы тут на четверых жилье варганим.
— Не-е, — улыбнулся Родин. — Вчетвером к печке не подступишься, а я тепло люблю. Мы с Мусановым вдвоем жить будем.
