Виктор Устьянцев - Автономное плавание
- Ну потерпи еще немного. Тебе нельзя спать. Понимаешь?
- Понимаю. Но не могу.
- У меня уже нет сил.
- Ладно, я посижу.
Алексей вытянулся на решетке и стал прислушиваться к себе. Боль в ногах обострялась. "Отчего бы?" - Он но телефону спросил об этом у Савина. Тот ответил неопределенно:
- Это бывает. О причинах судить трудно.
"Успокаивает". Алексей понимал, что так просто, ни с того ни с сего, этого не бывает. Возможно, что режим, выбранный для Спиридонова, не годился для него, Алексея. Что ж, врач в этом случае поступил правильно - Григорий в более тяжелом состоянии.
- Владимир Иванович, вы для Спиридонова все назначайте, а я продержусь, - сказал Алексей врачу.
- Я знаю, что делать, - сердито ответил Савин. "Если сердится, значит, дела неважные", - подумал Алексей. Он слишком хорошо знал уравновешенный характер водолазного врача-физиолога. Только Алексей хотел извиниться перед врачом, как с кушетки свалился Григорий. Он всем телом придавил Алексея. "Уснул все же!"
- Гриша, проснись! Да проснись же, черт тебя побери!
Но водолаз молчал. Алексей никак не мог выбраться из-под него: мешала кушетка. Наконец Алексею удалось выпростать руки, и он принялся трясти водолаза:
- Гриша! Гриша!
Молчит, не двигается.
Алексей прислушался. Дыхания не слышно. Он нашел его руку и стал нащупывать пульс. Водолаз был мертв.
Врач-физиолог капитан медицинской службы Владимир Иванович Савин через иллюминатор камеры едва различал то, что происходило внутри нее. Но он знал: Курбатов в тяжелом состоянии. Течение болезни шло незакономерно, назначенный ранее режим был нарушен ради спасения жизни водолаза. Теперь, когда Григорий умер, для Курбатова надо было выработать новый метод лечения. Именно выработать. И сделать это мог только он, Савин, врач, наблюдавший течение болезни.
- Как ноги? - спросил Савин по телефону.
- Не болят. Я их совсем не чувствую.
- Попробуйте пошевелить пальцами.
- Ничего не чувствую.
Савин положил трубку и, повернувшись к Астахову, тихо сказал:
- Паралич. Давление снижать пока нельзя.
Астахов кивнул.
- Мне нужно немедленно связаться с Ленинградом.
Спустя семь минут Савин разговаривал с видным специалистом в области физиологии водолазного труда профессором Гусевым. Тот подтвердил решение Савина: врач должен находиться в камере, рядом с больным.
- Но как я туда войду? Ведь давление нельзя снижать ни в коем случае.
- Надо что-то придумать, - ответил профессор. - Я немедленно вылетаю в Синеморск.
Через сорок минут позвонили из Ленинграда: профессор Гусев после консилиума специалистов назначил лечебный режим. Но Савин лишь бегло просмотрел радиограмму и отложил ее. Он знал то, чего не знали о больном самые видные специалисты. Савин избрал другой режим.
18
У Герасименко шло заседание парткома, когда позвонил Астахов. Заседание пришлось прервать. Вместе с главным инженером Остап Григорьевич пошел в проектное бюро.
Отложив все дела, работники бюро вместе с прибывшими из порта водолазными специалистами принялись за проект предкамеры. Для ремонтников это был необычный заказ. Но сейчас от них зависела жизнь человека, и они решительно взялись за дело. Вскоре проект предкамеры, которая позволила бы врачу войти к больному, не снижая давления в рекомпрессионной камере, был готов.
Изготовить предкамеру поручили бригаде Люси Казаковой. Когда главный инженер объяснил ей задание, Остап Григорьевич отозвал Люсю в сторонку:
- Там в барокамере муж Серафимы Петровны Курбатовой.
- Алексей?
- Да. Надо, чтобы Серафима Петровна об этом пока не знала. Вы ведь, кажется, дружите с ней? Корабль уже пришвартовался к заводскому причалу, и ей могут передать.
- Хорошо, я постараюсь сделать так, чтобы Сима не узнала об этом. Она ведь еще в отпуске после родов. Мы к ней пошлем Ариадну, пусть все время будет возле нее.
- Хорошо.
- Остап Григорьевич, что с Алексеем?
- Кессонка его схватила.
- Это очень опасно?
- Видимо, да. Думаю, что жизнь ему спасут. Это во многом зависит от того, насколько быстро мы сделаем предкамеру.
Люся объяснила электросварщикам задание. Но едва она расставила их по местам, как дали гудок на обед. Сварщики будто не слышали его. Только Коля Пашин закинув на затылок щиток, потянулся к узелку с продуктами. Однако, увидев, что никто, кроме него, не собирается обедать, Коля снова принялся за работу.
Весть о тяжелом состоянии водолаза вскоре разнеслась по всему заводу. В бригаду Люси Казаковой потянулись люди из других цехов. Каждый предлагал свои услуги, но Люся взяла только двух газосварщиков-корпусников.
Окончилась смена, и от людей не стало отбоя. Пришлось выставить караул. Но толпа у дверей цеха не убывала. Рабочие, нещадно дымя папиросами, вполголоса обсуждали создавшееся положение. То и дело посылали кого-нибудь к причалу узнать, как себя чувствует водолаз. Кто-то принес из столовой бачок супу. Сварщики, не снимая щитков, присели вокруг бачка и наспех похлебали из него.
Наконец длинный цилиндр предкамеры был готов, его погрузили на автокар и отвезли к причалу. Пока его стрелой переносили на борт катера, Люся упрашивала Астахова разрешить ей на правах друга взглянуть на Алексея. Астахов долго сопротивлялся, но наконец сдался.
- Владимир Иванович, уступите ей, пожалуйста, место, - обратился он к Савину, стоявшему у иллюминатора рекомпрессионной камеры. Люся приникла к стеклу. В камере было темно, переносная лампа бросала в нее лишь слабый пучок света. Люся увидела лежащего на полу человека. В его позе было что-то неестественное. Лишь приглядевшись, она поняла, что под ним еще один человек.
- Разве их двое? - спросила она.
- Двое, - ответил Савин, отстраняя ее от иллюминатора. - И в этом вся трагичность положения. Тот, что сверху, уже мертв.
Люся закусила губу, чтобы не расплакаться.
Лебедкой подали предкамеру. И только теперь выяснилось, что приварить ее к барокамере нельзя ни автогеном, ни электросваркой. В камере большое давление, от высокой температуры может воспламениться краска, и вспыхнет пожар. В спешке об этом не подумали.
- Что же делать? - спросила Люся.
Сейчас все смотрели на главного инженера. А он стоял у борта, глядел в море и напряженно думал. Так прошло несколько тягостных минут.
- А если болтами? - спросил вдруг Юзек.
- Помолчи-ка уж! - оборвал его кто-то. - Ты что, в камере дырки сверлить будешь?
- Зачем в камере? Можно и не в камере. Главный инженер, подойдя к Юзеку, попросил:
- Говорите, Шварц. Если за фланец, то тут ничего не выйдет, он входит внутрь камеры.
