Александр Музафаров - Семейные драмы российских монархов
Не будем судить, кто из супругов был умнее или образованнее. Информации для этого у нас недостаточно, отметим важное — принципиальную разницу в понимании самого образования. Здесь Пётр и Екатерина не просто придерживались разных взглядов, эти взгляды принадлежали разным эпохам. Великий князь оставался в прошлом, на рубеже XVII–XVIII веков, когда больше всего ценилось точное знание: Пётр Великий, думается, был бы доволен своим внуком. Екатерина, напротив, шла в ногу с наиболее современными для её времени веяниями. Для неё идеи были важнее фактов. При такой разнице то, что на первый взгляд могло сблизить супругов, — общее увлечение чтением — разобщало их. В данном вопросе они говорили на разных языках и в принципе не могли понять друг друга.
Ещё один важный момент — отношение к религии. На первый взгляд этот аспект мог бы сблизить супругов. Оба в детстве воспитывались в лютеранской вере, оба приняли православие по приезде в Россию. И даже наставник в вере у них был один и тот же — отец Симон Тодорский. Но в реальности отношение к религии у супругов сложилось столь различное, что также давало поводы для личных размолвок.
Различие проявилось уже в момент принятия православия. Выбор духовного наставника в новой вере был не случаен. Симон Тодорский был одним из выдающихся русских богословов своего времени. Окончив Киево-Могилянскую академию, он более 10 лет провёл в Европе, обучаясь в нескольких университетах. Таким образом, он хорошо знал и европейскую культуру, и западное богословие. Вместе с тем, несмотря на долгое пребывание за границей, он сохранил верность православной вере и приобрёл известность в Киеве как один из лучших проповедников.
По свидетельству источников, великий князь неоднократно спорил с отцом Симоном по вероучительным вопросам. Для нас это упоминание о спорах содержит в себе три важных момента. Во-первых, для Петра Фёдоровича религия не была пустым звуком, внешней формой, и смена конфессии не стала формальным процессом. Во-вторых, сам факт полемики показывает относительно высокий уровень развития ума и познаний шестнадцатилетнего юноши, позволявших ему спорить с маститым богословом. И в-третьих, если наследник всё-таки принял православную веру, значит, он убедился в её преимуществе. По свидетельству Штелина, Пётр Фёдорович «не был ханжой, но и не любил никаких шуток над верою и словом Божьим». И в «Записках» Екатерины, и в других источниках мы встречаем упоминание о том, что великий князь позволял себе быть невнимательным при богослужении, порой пропускал поклоны и крестное знамение. По мнению недоброжелателей, это говорит о его небрежении к вере, но, скорее всего, дело обстояло ровно противоположным образом. Дело в том, что среди придворных «просвещённой» императрицы Елизаветы было весьма мало верующих людей. Да, все соблюдали форму обряда, чинно стояли в церкви, слушали слова священника, но это было именно соблюдение обряда и традиции, не имеющей под собой серьёзной религиозности. Как должен был себя чувствовать Пётр Фёдорович, человек с развитым религиозным чувством, среди этого скопища ханжей и лицемеров? И своим поведением, нарочито небрежным, он именно что показывал разницу в отношении к богослужению между собой и лицемерами. А вот в критический момент свой жизни, непосредственно перед тем как попасть в руки мятежников в 1762 году, император Пётр III исповедался и причастился. У православного священника дворцовой церкви в Ораниенбауме.
Что до Екатерины, то никаких затруднений смена веры у неё не вызвала. «Философ в пятнадцать лет» (как она сама себя называла) уже хорошо усвоил взгляд на религию лишь как на средство управления людьми. В Германии людям принято промывать мозги лютеранством, в России — православием — так, скорее всего, рассуждала будущая великая княгиня. В её планах был пункт о необходимости нравиться народу, значит, необходимо было создать представление о себе как о искренне верующей. И это блестяще удалось. Екатерина старалась соблюдать посты, кротко стояла на богослужении, не забывала креститься направо и налево. Вот только всё это было не более чем игрой на публику. Наглядным свидетельством этого являются всё те же «Записки» Екатерины. Кроме нескольких мест, в которых автор подчёркивает свою приверженность православной вере, религия в них не упоминается вовсе. Её нет ни в мыслях автора, ни в атрибутике, ни в описании поведения (кроме трёх случаев). И уж конечно, Екатерина не усвоила ничего из православного учения о семье, о роли жены, об отношении к мужу.{15}
И наконец, рассмотрим, как Пётр и Екатерина относились к власти и к пониманию роли монарха. Как мы помним, Пётр стал наследником российского престола вопреки своей воле и вовсе того не желая. Сохранились многочисленные свидетельства о его нежелании принимать этот престол. Обычно они объясняются как примеры негативного отношения Петра III к России, но эти выводы представляются поспешными. На самом деле подобные высказывания можно рассмотреть в контексте отношения к власти, свойственного российским монархам.
Народная пословица гласит: «Тяжела ты, шапка Мономаха». Обязанности государя, пожизненного главы государства, весьма тяжелы, и сомнения «а справлюсь ли?» часто посещали будущих царей и императоров. Даже один из наиболее сильных и волевых русских государей, царь-миротворец Александр III, в бытность свою наследником престола просил отца, императора Александра II, лишить его наследства, ибо не чувствует в себе сил управлять огромной империей. Ответ императора был таков: «Что же ты думаешь, что я по доброй воле на своём месте? Разве так ты должен смотреть на своё призвание?» — и, напомнив сыну о долге перед Богом, страной и народом, категорически отказал ему.
Зная, как великий князь относился к своим обязанностям герцога Гольштейна, мы можем предположить, что на необходимость вступить на русский престол он смотрел с точки зрения долга перед Богом и предками. Интересное наблюдение относительно самоощущения великого князя сделал А.С. Мыльников. По его мнению, Пётр Фёдорович ощущал себя «немцем на русской службе», примиряя тем самым своё голштинское происхождение и новообретённый статус наследника престола.
Отношение Екатерины к власти было другим. Идеалы философии Просвещения подсказывали ей другой взгляд на предназначение власти. Смысл правления — в реализации идей Просвещения. Не защита национальных интересов, наследия предков, а реализация планов нового, идеального мироустройства. Пусть эти планы не были столь радикальными, как у «строителей нового мира» в XX веке, но принцип оставался тот же — политика должна была быть подчинена идеологии. Именно так характеризует политический курс первых лет правления Екатерины II российский историк К.А. Писаренко:
