Андрей Шляхов - Главные пары нашей эпохи. Любовь на грани фола
И всю свою неразбуженную нежность и любовь я готова была отдать ему. Готова отдать — с радостью. Потому что никого прекраснее его нет. И никогда в моей жизни не будет. Я это знала, сидя в прокуренном зале „Ренессанса“. Так же точно, как и семнадцать лет спустя, в тот мартовский день, когда в Доме эстрады стояла с нашими девочками у его гроба…
По счастливой случайности за нашим столиком сидели знакомые Вертинского. Он подошел к ним. Обмен приветствиями. Нас познакомили. Я сказала: „Садитесь, Александр Николаевич“».
Вертинский сел и впоследствии любил повторять «Сел — и навсегда». Он тоже влюбился в Лидию с первого взгляда.
Надо сказать, что роковой красавец Вертинский не вел монашеского образа жизни. Напротив, ему всегда были по душе страстные, бурные и в то же время легкие и необременительные любовные отношения с многочисленными поклонницами. Однажды в 1924 году, будучи в Берлине, Вертинский даже женился на некой Рахили Потоцкой, происходившей из богатой еврейской семьи. Однако семейная жизнь не сладилась, и спустя несколько месяцев после свадьбы супруги развелись.
С тех пор до знакомства с Лидией Вертинский более не помышлял о браке. А с Лидией все сложилось совершенно иначе. Встречу с ней Вертинский расценил как знак свыше, как Божий дар, как награду за все свои страдания. Песня, посвященная Лидии, которую Вертинский написал в 1940 году, вскоре после знакомства, называлась «Спасение». Именно так.
Она у меня, как иконка —
Навсегда. Навсегда.
И похожа она на орленка,
Выпавшего из гнезда.
На молодого орленка,
Сорвавшегося со скал,
А голос ее звонкий
Я где-то во сне слыхал.
И взгляд у нее — как у птицы,
Когда на вершине гор
Зеленым огнем зарницы
Ее озаряют взор.
Ее не удержишь в клетке,
И я ей сказал: «Лети!
Твои непокорные предки
Тебя сберегут в пути».
Но в жизнь мою сонно-пустую
Она спокойно вошла,
Души моей книгу злую
Она до конца прочла.
И мне ничего не сказала,
Но взор ее был суров,
И, точно змеиное жало,
Пронзила меня любовь.
И в песнях моих напрасных
Я долго ей пел о том,
Как много цветов прекрасных
Увяло в сердце моем.
Как, в дальних блуждая странах,
Стучался в сердца людей,
Как много в пути обманных
Манило меня огней.
Она сурово молчала.
Она не прощала. Нет.
Но сердце уже кричало:
«Да будет, да будет свет!»
Я понял. За все мученья,
За то, что искал и ждал, —
Как белую птицу Спасенья
Господь мне ее послал…
«Моя дорогая Лилочка, Вы для меня — самое дорогое, самое любимое, самое светлое, что есть в моей жизни, — писал Александр Николаевич Лидии. — Вы — моя любовь. Вы — ангел. Вы — невеста!.. Вы — самая красивая на свете. Самая нежная, самая чистая. И все должно быть для Вас, даже мое искусство. Даже мои песни и вся моя жизнь. Помните, что Вы — мое „Спасенье“, что Вас послал Бог, и не обижайте меня, „усталого и замученного“».
А вот отрывок из другого письма:
«Счастье — это Вы. И только Вы!
Если Вы будете когда-нибудь моим счастьем!..
Вы — моя первая любовь!
Маленький, зеленоглазый ангел, упавший с неба в мою печальную жизнь. Первый и последний. Не спрашивайте ни о чем.
Ничего не было. Ничего. До ужаса ничего. Был обман. Подделки. Фальшь. Суррогат. Пародия.
А теперь Вы. И только Вы — Лила.
Моя чудесная светлая девочка.
Моя невеста.
Моя любовь.
Уже по моему отношению к Вам Вы можете видеть, как я встревожен, обрадован и испуган этим счастьем, которое еще далеко не мое, которое еще только показалось и может также внезапно исчезнуть, как и появилось.
Разве это похоже на то, что было в моей жизни до Вас? Верьте мне.
Счастье? К счастью надо красться,
Зубы сжав и притушив огни…
Потому что знает, знает счастье,
Что всегда гоняются за ним!
Вас — маленькую, нежную, неопытную и доверчивую — я никогда не обижу! Всякий удар по Вас будет ударом по мне! По самому себе.
Запомните это.
Благодарю Вас за то, что Вы есть. Что Вы существуете.
Что проявляете какой-то интерес ко мне и моей жизни.
Помните, я Вам говорил: „Кроме Вас у меня ничего нет!“
Ничего…
Ничего».
Узнав, что Лидия грузинка, Вертинский стал называть себя «кавказским пленником». Он звал ее Лилой, а она на грузинский лад звала его Сандро.
Вспыхнувший роман развивался бурно и страстно. Вскоре Вертинский предложил Лидии руку и сердце. Лидия ответила согласием, но браку воспротивились ее мать и бабушка. В их глазах Вертинский был неподходящей парой для Лидии. Неприкаянный артист, выступающий в каких-то кабаках, не имеющий состояния, да, к тому же и на тридцать четыре года старше! (Мистика, иначе и не сказать — Вертинский был на тридцать четыре года старше Лидии, и она овдовела в возрасте тридцати четырех лет.) Идеальным женихом для матери и бабушки был бы какой-нибудь английский капитан, выйдя замуж за которого, Лидия смогла бы уехать в Великобританию.
Но — капля камень точит, а любовь не знает преград, если, конечно, это настоящая любовь. 26 апреля 1942 года Вертинский повел Лидию под венец. «Бракосочетание состоялось в кафедральном православном соборе, — вспоминала Лидия Владимировна. — Были белое платье, фата, взволнованный жених, цветы, пел хор. Весь русский Шанхай пришел на нашу свадьбу». После свадьбы отношения с тещей вскоре стали вполне хорошими, и молодожены ежедневно обедали у нее. Сама Лидия Владимировна к кулинарии большого пиетета никогда не питала. Она вспоминала, как однажды, уже в бытность Вертинских в Москве, она решила зажарить барашка и сильно пережарила его. Попробовав результат, Александр Николаевич пошутил: «Никогда в жизни не ел таких вкусных мясных сухариков!» Сам он любил и умел готовить, особенно ему удавались салаты.
Первая дочь Вертинских, Марианна родилась в Шанхае, а вторая, Анастасия — уже в Советском Союзе. Дочерей своих Александр Николаевич обожал. Вот отрывок из его песни, посвященной Марианне и Анастасии:
