Анри Труайя - Петр Чайковский и Надежда фон Мекк
Впрочем, собственная семья мучит Надежду не меньше, чем ее двуличный музыкант. Больная, наполовину разоренная, она узнает, не придав этому никакого значения, что Чайковский снова в разъездах, что в Кембридже ему только что присвоили звание почетного доктора, 16 октября 1893 года, и что он сам дирижировал, с огромным успехом, исполнением своей Шестой симфонии в Санкт-Петербурге. Как он может находить удовольствие в активной деятельности, сочинять, жить, когда она едва держится на ногах и задыхается от малейшего движения? Ей каждый новый день не обещает ничего, кроме серой скуки и унылой неподвижности. Бурлящая вокруг жизнь удивляет ее. Что у них там такое, чтобы бегать, суетиться, строить планы? Страна готовится праздновать союз России и Франции, скрепленный заходом российского флота в Тулон в ответ на жест французского флота, который двумя годами ранее отметился в Кронштадте. Это важное для двух дружественных наций событие будет, без сомнения, отмечено гуляньями и увеселениями. Но, странное дело, посреди этого оптимизма патриотов Надежда замечает у некоторых усиление подозрений насчет гомосексуальности Чайковского. Со всех сторон она слышит теперь, что и сам царь считает, что великий деятель искусства предает публику и свое призвание, предаваясь предосудительным занятиям. Шепчутся также, что один из представителей императорского семейства, великий князь Константин Романов, был заражен примером композитора и что это всполошило весь двор. Мужеложество, пусть и практикуемое тайком в некоторых аристократических кругах, считается в России этого времени преступлением против человечества, чреватым утратой гражданских прав и ссылкой в Сибирь. Некоторые хорошо осведомленные поговаривают даже, что, не дожидаясь официального суда над Чайковским, соберется суд чести и после вынесенного почтенными судьями приговора ему не останется ничего другого, кроме как бежать за границу или предать себя смерти.
Когда она представляет себе, какое публичное унижение ждет Чайковского, она не знает, радоваться ей или плакать. Она больше не любит его так сильно, чтобы жалеть оступившегося, но еще любит настолько сильно, что не может поздравлять себя с его крахом. К счастью, публичное мнение отличается непостоянством. Вот внимание тех, кто собирался втоптать его в грязь из-за его педерастии, отвлечено другим, более важным событием, которое касается всех, – вспышкой холеры в Санкт-Петербурге. Однако в столице давно привыкли к подобным ситуациям. Чтобы избежать беды, достаточно принять небольшие меры предосторожности. К тому же в России расстояния лучше любых лекарств. Укрывшись в деревне, Надежда решает, что ей бояться нечего.
Вдруг в доходящих до нее столичных газетах она читает, что 25 октября 1893 года известный композитор Петр Ильич Чайковский пал жертвой эпидемии. Если верить журналистам, заразился он, выпив во время ужина в ресторане стакан некипяченой воды. В смятении Надежда с ужасом спрашивает себя, упивается ли она смертью Чайковского как отмщением неверному или же придавлена ею, словно она его вдова. Но вот из Москвы и Петербурга приходят подозрения. «Петербургская газета» выражает удивление тем фактом, что тело Чайковского было выставлено в открытом гробу в соборе, чтобы близкие могли запечатлеть ему прощальный поцелуй, при том что по официальной версии умер он от холеры. Почему же не были приняты обычные меры, ведь люди могли заразиться!?
Болтают, что композитор не умер от холеры, а покончил жизнь самоубийством, чтобы избежать ужасного скандала. Обвиненный в гомосексуальности и оказавшийся под угрозой публичного разоблачения, сопряженного с крахом его карьеры, которое также затронуло бы многих дорогих ему людей, он предпочел уйти, чтобы заткнуть рты всем тем, у кого совесть чиста и нравы безупречны. Дойдя до этого момента в своих рассуждениях, Надежда приходит к мысли, что, если Чайковский, вместо того чтобы отравиться, повеситься или пустить себе пулю в лоб, предпочел выпить некипяченой воды, презрев все санитарные правила, то это потому, что перед лицом смерти, как и в жизни, он не умел принять решение окончательно и бесповоротно. Точно так же, как он вел с ней нечестную игру, в которой было, без сомнения, немного привязанности и много интереса. Немного артистического единомыслия и много прагматичного расчета, и в момент, когда пришло время положить конец жизни, он позаботился о том, чтобы оставить себе шанс убежать от судьбы. Не в пример Герману, герою пушкинской «Пиковой дамы», который ставит на карту все, Чайковский играет с провидением, надеясь выпутаться. На первый взгляд кажется, что он допускает трагичную неосторожность, выпив зараженной воды из-под крана, но на самом деле он надеется на чудо, которое произойдет в последнюю минуту. Но, как и Герман, видит, что его хитрость оборачивается против него, и оказывается жертвой своей нерешительности. Как и обычно, он не смог пойти ва-банк. Его мнимое самоубийство оказалось настоящим самоубийством, и он получил то, чего не хотел. Не только музыка, но и человеческая жизнь не терпит фальши.
Изможденная чередой этих черных мыслей, Надежда начинает чувствовать, что наконец-то нашла ключ, который открывает ей загадку сердца Чайковского. Успокоенная этой уверенностью, она может теперь примириться со своим мучителем. Она вдруг спрашивает себя, произнес ли он ее имя, прежде чем умереть. Свидетели заверяют ее, что да. Но если в последнюю минут он вспомнил о ней, то чтобы благословить или проклясть? Никто не может ответить ей на этот вопрос. Никогда не узнать ей, прокричал ли он, собрав последние силы: «Вам здесь делать нечего! Довольно вы портили мне жизнь! Убирайтесь сейчас же, если не хотите, чтобы я приказал вас вышвырнуть!» – или же просил угасающим голосом: «Дайте мне руку, в последний раз. Мне нужна эта дорогая рука и этот дорогой взгляд, чтобы уйти с миром!» И то и другое одинаково возможно. Тем хуже! Она приспособится к этой неуверенности. В ее возрасте приспосабливаются ко всему. Изъеденная туберкулезом, с больными костями и трясущейся головой, она отваживается на последнее путешествие. Но что ей искать в дальних краях? Она не знает, и ей все равно. Три месяца, как Чайковский ушел из жизни, и ей удивительно, что она сама еще жива, после того как ей ампутировали самую важную ее часть. И чего она лишилась, тела или души? В Ницце, где ей суждено завершить свой путь, она чувствует себя неизлечимо немощной и беспомощной. И все же у нее нет никакого желания возвращаться в Россию. Здесь или там, одно и то же одиночество ждет ее. Уже не на земле ищет она покоя, а под землей, где лежит человек, которого она умудрилась ни разу не встретить, следуя за ним по пятам всю дорогу. Уйдя – добровольно или случайно, – он и ее тянет за собой. Она жила лишь им и для него. Она должна, из верности их судьбе, одной на двоих, перестать дышать иначе как через его творения. На исходе терпения и воспоминаний, 14 января 1894 года (через три месяца после него), она наконец навсегда отправляется к великому ушедшему. Заупокойная служба прошла в Ницце, в православной церкви Святого Николая, и тело было тут же отправлено в Россию. В день похорон где-то, в Санкт-Петербурге, в Москве, в Париже, Лондоне, Берлине, Риме, вероятно, играли Чайковского, не обращая ни малейшего внимания на очень скромное сообщение о кончине баронессы Надежды Филаретовны фон Мекк. Так она упустила уникальную возможность остаться в памяти потомков рядом со славой композитора, для которого хотела быть большой любовью, а стала лишь банкиршей.
