Анна Франк - Рассказы из убежища
Каждое утро приходила она сюда посидеть, мечтала или читала. Если Кади брала с собой книгу, то прочитывала всего несколько страниц; книга выпадала из рук, и она думала про себя: «Да что, собственно, может мне дать эта книга? Разве не лучше просто сидеть здесь и смотреть на что-нибудь? Разве не лучше самой размышлять о мире, о том, как он устроен, чем читать о переживаниях этой девочки из книжки?»
Она смотрела вокруг, на птиц, на цветы, следила за муравьем, который с былинкой быстро пробегал около ее ног, и была счастлива. Она мечтала о том времени, когда вновь сможет бегать и прыгать, где и как ей захочется, и приходила к выводу, что несчастный случай, который принес с собой столько боли, имел и свои хорошие стороны. Кади вдруг поняла, что здесь, в лесу, в санатории и в тихие часы в больнице она открыла в самой себе что-то новое. Она открыла в себе человека с собственными чувствами, мыслями и мнениями, человека, который не зависит от других и что-то значит сам по себе.
Как случилось, что раньше она никогда не задумывалась об этом, что прежде ей никогда не приходила в голову мысль подумать о людях, которые ее каждый день окружали, даже о собственных родителях?
Ведь что сказала ей сестра Анк? «Быть может, твоей матери столько пришлось испытать, что она избегает разговоров на трудные темы?» И каков был ее ответ? «Что знает дочь о жизни своих родителей?»
Как мог вырваться у нее столь горький ответ, если она знала, что до сих пор никогда не размышляла об этом? И все же разве сейчас она ответила бы иначе? Разве она сказала неправду? Что знает ребенок о жизни других людей? То же самое она могла бы сказать о жизни своих подруг, своей семьи, своих учителей. Что знала она о них, кроме чисто внешней стороны? Да приходилось ли ей говорить хоть с кем-нибудь из них серьезно? В глубине души ей было стыдно, хотя она и не знала, как следует поступить, чтобы что-то узнать о людях. И Кади подумала: «Какой, собственно, толк в том, что я пользуюсь их доверием? Разве я могу помочь им в их затруднениях?» И хотя она понимала, что не знала, как им помочь, она понимала также, какое это утешение и поддержка, если можешь кому-то довериться. Ведь она и сама недавно очень переживала из-за того, что не имела никого, с кем могла бы поговорить «по-настоящему». Разве не этим объясняется чувство гнетущего одиночества, которое охватывало ее иногда? Разве оно не исчезло бы, окажись рядом с ней подруга, которой можно обо всем рассказывать? Кади определенно знала, что мало что сделала для других людей, но ведь и они тоже никогда не обращали на нее внимания.
Кади подняла глаза и заметила, что все это время не слышала никаких звуков. Она снова взялась за книгу и читала в то утро так долго, как никогда еще в лесу не читала.
Глава VПо своей натуре Кади была девочкой жизнерадостной и охотно разговаривала с людьми. К тому же она больше не чувствовала себя одинокой, если выпадала возможность о чем-нибудь поговорить. Хотя, впрочем, это не так — чувство одиночества заключалось в чем-то другом.
Ну вот, она снова задумалась. Пожалуй, из-за того, что все время крутишься вокруг одной точки, еще больше тупеешь. Кади мысленно шлепнула себя и посмеялась над такой глупостью: теперь, когда она вообще не слышала упреков со стороны, ей их, видимо, не хватало и она сама их выдумывала.
Неожиданно она подняла глаза: послышались приближающиеся шаги. Прежде ей еще не доводилось кого-нибудь встретить на этой уединенной дорожке. Шаги раздавались все ближе и ближе, и вот из-за деревьев показался юноша лет семнадцати. Он приветливо поздоровался с нею и прошел мимо.
«Кто бы это мог быть? — подумала она, — может, один из обитателей этих вилл? Да, пожалуй, что так, никого другого здесь быть не может».
Этой мыслью происшествие было исчерпано, и она уже совсем позабыла о внезапном прохожем. Однако на следующее утро он снова прошел мимо нее, и это повторялось всю неделю, в одно и то же время.
Но однажды утром, когда Кади снова сидела на своей скамейке и юноша вышел из леса, он остановился и, протянув руку, сказал:
— Меня зовут Ханс Донкерт, мы знаем друг друга, и уже довольно давно, так почему бы нам и в самом деле не познакомиться?
— Меня зовут Кади ван Алтенховен, — отвечала Кади. — И, — добавила она, — очень мило, что ты остановился.
— Знаешь, я все думал, не покажется ли тебе глупым и то, что я все время молча прохожу мимо, и то, что, наоборот, возьму и заговорю с тобой. Но в конце концов мне стало любопытно, и я решился!
— Неужели я так выгляжу, что со мной страшно заговорить? — спросила Кади насмешливо.
— Ну, когда я тебя разглядел поближе, то совсем нет, — подхватил Ханс ее шутку. — Но я, собственно, хотел спросить, ты живешь в какой-нибудь из этих вилл или ты из санатория?.. Хотя как-то не верится, — поспешил он добавить.
— Не верится? — Кади не могла удержаться, чтобы не переспросить. — Ну разумеется, из санатория. У меня был перелом ноги и ушиб руки и стопы, и теперь нужно полгода, чтобы полностью все прошло.
— Столько всего сразу?
— Да, я по глупости попала под машину. Не пугайся, сам видишь, что даже не принял меня за пациентку!
Ханс и в самом деле был немного испуган, но счел за лучшее не продолжать эту тему.
— Я живу на вилле Деннегрун, вон там, — показал он направление указательным пальцем. — Тебе, может быть, покажется странным, что я всегда прохожу здесь в одно и то же время, — просто у меня каникулы, я приехал из школы домой и каждое утро хожу к одному своему товарищу, потому что, по правде говоря, здесь довольно-таки скучно.
Кади собралась встать, и Ханс, заметив это, тут же протянул ей руку, потому что с такой низкой скамьи ей не легко было подняться самой. Но Кади была упряма и не захотела взять его руку:
— Не обижайся, но мне нужно стараться вставать самостоятельно.
Ханс, который все-таки хотел помочь Кади, взял ее книгу и счел это достаточным предлогом, чтобы проводить симпатичную девочку до санатория. Перед оградой они попрощались, словно давно уже знали друг друга, и Кади нисколько не удивилась, когда на следующее утро Ханс пришел немного раньше обычного и сел рядом с нею на скамью, устроенную из ствола дерева.
Они говорили о множестве вещей, но ни о чем серьезном, и Кади, которой Ханс ужас как нравился, досадовала, что в разговоре с ним ни разу не коснулась такого, что выходило бы за рамки повседневной жизни.
Однажды утром они сидели на этом древесном стволе, несколько поодаль друг от друга, и разговор как-то не клеился, чего еще никогда не случалось. Наконец они оба смолкли и безмолвно глядели перед собой. Кади, совсем погрузившаяся в свои мысли, почувствовала вдруг устремленный на нее взгляд. Ханс уже некоторое время вглядывался в это личико рядом с собою, и теперь их глаза встретились. Невольно они смотрели друг на друга дольше, чем, собственно, предполагали, — пока Кади не спохватилась и не опустила глаза, уставившись в землю.
