Борис Абакумов - Неизвестная война. В небе Северной Кореи
Лежал я в отдельной палате с привязанной к стене рукой, лежащей в гипсовом лангете. Гипс наложить было нельзя. Обмороженная кожа сходила лохмотьями с обеих рук и с правой ноги. На левой руке кончик большого пальца отмерз вместе с косточкой и отпал.
На следующий день меня посетили в госпитале Иван Никитович Кожедуб и Николай Васильевич Петухов, которые поцеловали меня и поблагодарили за мои боевые действия. Сообщили, что они ходатайствуют о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Я, в свою очередь, поблагодарил их. Через три дня ко мне в палату стали пускать товарищей. Как же это было приятно, встречаться с ними, моими боевыми друзьями. Они сообщили, что был зачитан приказ перед строем о ходатайстве в присвоении мне звания Героя. Рассказывали о своих боевых буднях, информировали о всех вопросах жизни на аэродроме. Я продолжал жить их делами, и это давало мне моральные и физические силы. Лежал я три недели не двигаясь, на спине. Мне даже зеркало не давали, посмотреть на своё лицо. А оно, видимо, было не очень приятным. Я чувствовал, что мои губы и крылья носа были обморожены, а левая сторона лица была покрыта сплошным синяком от удара головой при приземлении, так мне описали мой вид ребята. Товарищи приносили мне для аппетита коньяк и ставили его в тумбочку. Аппетита у меня не было, начальник госпиталя часто приходил ко мне перед обедом и просил меня выпить с ним рюмочку. Он сам мне наливал её и преподносил с различными присказками. Мы выпивали но всё равно, ел я очень мало.
Близилось расставание с боевыми Друзьями. Первого февраля наши ребята уехали в Союз, а я ещё не был транспортабелен. Прощание с ними было для меня очень тяжёлым испытанием. Слезы у меня сами навертывались на глаза, да и они их еле сдерживали. Пришел проститься и Н. В. Петухов, который спросил меня, что представление мое на Героя посылать со всеми вместе или отдельной шифровкой? Я согласился, что со всеми вместе будет тактичнее.
Ребята уехали, но ко мне приходили наши техники и летчики из сменившей нас дивизии. Жизнь на аэродроме продолжалась. Бои приблизились к самому аэродрому. Американцы хотели запугать наших сменщиков, но они не очень им поддались. Правда, успех им не очень сопутствовал, и через два месяца их отвели во второй эшелон. В то время командующий ВВС Жигарев П. Ф. трижды задавал вопрос Кожедубу: «Почему так плохо идут дела у ваших сменщиков?» Иван Никитович отвечал, что всё, что могли, мы им оставили и хорошо ввели в строй. Большего мы ничего не могли сделать. Были посланы туда для «изучения» вопроса те же Савицкий и Агальцев с инспекторской группой. Я в это время находился в госпитале и видел, как командиру дивизии Шевцову приходилось сортировать некоторых товарищей, лежащих в госпитале не с боевыми ранениями и направлять их в другие места, так как они занимали койки со своими старыми болезнями, а койки эти были предназначены для раненых.
Начальник госпиталя всё спрашивал меня: «Как же это так получается? Вас „Сейбры“ боялись, а сейчас они ходят прямо „по головам“…» Мне пришлось уклоняться от ответа. Да и сам он видел эту картину, прекрасно и мог ответить не хуже меня на этот вопрос.
В госпиталь ко мне приходило немало душевных писем от друзей, выдержки из которых я осмелюсь поместить здесь. Надеюсь, что товарищи меня простят; эти письма были животворной витью душ человеческих к моей душе, и я их часто перечитывал…
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЕМ ТОВАРИЩЕЙ
«На всю оставшуюся жизнь
Запомним братство фронтовое,
Как завещание святое…
На всю оставшуюся жизнь…»
Из письма командира эскадрильи т. Бокача Б. В. (он был тоже представлен к званию Героя Советского Союза, но оно не состоялось):
…Обидно, что ты не едешь с нами. Тёзка! Ты работал очень честно и храбро. О тебе у меня и друзей самое лучшее воспоминание…
Из письма лётчика т. Вермина Н. Н.:
…Дорогой Борис Сергеевич! Надеюсь на скорую встречу с тобой. Где бы ты ни был, всегда по первому зову буду у тебя. Абакумовскую школу работы мы помним, и среди нас много последователей этой школы. Борис, это не бахвальные слова, это — жизнь! И в своих деяниях и мыслях всегда будешь иметь последователей…
Из письма секретаря первичной парторганизации т. Шпилько В. Ф.:
…Как хочешь думай, Борис, но это правда, что о тебе все думают и вместе переживают твои временные страдания… Боря, к тебе ребята должны заходить и помогать тебе во всем. Пиши быстрее — в чём мы можем быть тебе полезны, сделаем всё, ты этого заслужил, наш многоуважаемый друг и товарищ…
Из письма лётчика гвардейского полка т. Феоктистова Н.:
…Во-первых, еду уже по русской земле и очень сожалею, что нет с вами тебя. Желаю тебе, Борис, скорейшего выздоровления и возвращения в наш коллектив. Большое тебе спасибо за твои боевые дела, «дай Бог» любому и каждому выполнить свой долг так, как выполнил ты…
Из письма от группы товарищей пишет лётчик т. Иштокин В. И.:
…Сидят рядом Муравьев, Башканкин, Овчинников, Фролов и говорят, чтобы я написал, чтобы ты не унывал. Знаешь, соболезновать слабым людям вполне можно и нужно, но тебя, думаю, этим только оскорбишь! Борис! Приезжай быстрее, двери каждого из нас для тебя открыты, входи не стучась…
Из письма Героя Советского Союза т. Гесь Г. И.:
…Боренька, здравствуй! Привет от братского полка! Все ребята передают тебе этот наш привет и горячие пожелания скорейшего выздоровления и возвращения в наш славный и испытанный строй.
Из письма гвардейского полка. Пишет лётчик т. Гончаров:
…От коллектива Вишнякова шлём тебе, дорогой друг и товарищ, пламенный привет. Желаем тебе, дорогой товарищ, быстрейшего выздоровления и возвращения к нам в коллектив. В эти дни и часы скуки мы а тобой…
(Под письмом 28 подписей).
Из письма начальника госпиталя п/п 39971 т. Горелика А. Е.:
…Борис Сергеевич, ведь до сих пор мы Вас очень часто вспоминаем. О Вас мы часто многое рассказываем Вашим коллегам, которые к нам попадают…
Из письма летчика Вермина Н. Н.:
…Если встречаюсь с затруднениями, то всегда вспоминаю, как поступал ты, а иногда бывает туговато и не только на работе, а и в быту, в повседневной жизни и хочется посоветоваться…
* * *В середине марта меня подготовили к эвакуации. Хотели отправить самолётом, но побаивались вынужденной посадки где-либо в ещё зимней тайге, хотя я и запасся унтами на этот случай через командира дивизии Шевцова. Да, да, не смейтесь… бывает такое, когда интенданты не могут принять положенного им решения и ориентируются на приказы старших. Унты получил я хорошие, жаль только, что при увольнении в отставку их пришлось сдать. Трудность моей эвакуации заключалась ещё в том, что на мою перебитую руку не могли пока наложить гипс. Ходил я с «самолётом», так называлась специальная легкая конструкция, поддерживающая руку, опираясь своими расчалками на бедро и грудь. Я стремился как можно больше быть на ногах, готовил себя к перебазированию и даже посещал самодеятельные концерты, которые устраивали нам в госпитале зенитчики, такие славные и талантливые ребята.
