Амани Уисааль - Проданная в рабство
– Что делают? – удивилась я.
– Вынашивают – то есть тренируют. Сокол должен адаптироваться, привыкнуть к людям, к лошадям.
– Вынашивают… словно это ребенок. То есть по истечению определенного срока рождается настоящий охотник?
– Я не думал об этом процессе, как о рождении, – рассмеялся Идрис, – Но мне нравится ход твоих мыслей.
Мы приехали в пустыню. Сокола доставили прямо с фермы к месту охоты. На нем был специальный чехол-маска – так птицу временно лишали зрения, чтобы она не паниковала. Идрис посадил ее на перчатку и запустил в небо.
– Теперь идем в машину! Наш сокол полетел за дичью! – произнес доктор, азартно сверкнув глазами.
– Мы должны ехать за ним? – я пыталась разобраться в правилах охоты.
– Конечно, он ведь не собака, чтобы притащить к нам добычу. Он голоден и ищет еду. Если нам повезет – возможно, и птичка оставит нам немного мяса.
– Он выглядит таким… свободным! Хотя и имеет своего хозяина! – произнесла я, наблюдая за тем, как парит сокол.
– Эта птица – не питомец, она скорее партнер человека.
Охота оказалась приятным времяпрепровождением. Когда начало темнеть, Идрис развел костер и пожарил здоровенную змею, добытую птицей. Сытого сокола отправили обратно на ферму. Мы были вдвоем, и все казалось милым, если бы мой друг не попытался меня поцеловать.
– Я говорил со своим другом, он сказал, что русские отличаются от арабок, они темпераментные и любят, когда мужчины настойчивы, – воскликнул он и повалил меня на песок. Кроме нас в пустыне никого не было, сопротивляясь, я только раззадоривала доктора, который, как мне казалось, терял над собой контроль.
– Я хочу вам показать одну вещь, Идрис, чтобы вы меня поняли! – прошептала я, перестав его отталкивать. Я обмякла, и это охладило пыл возбужденного мужчины.
Я сняла абайю, под которой были надеты обычные лосины и тонкая футболка, которую я задрала, чтобы продемонстрировать свою изуродованную спину.
– Отвратительно! – выдохнул он, отвернувшись, после чего извинился за свое поведение.
– Это сделали с тобой русские? Какой-то ритуал?
– Нет, – отозвалась я, опустив футболку. – Меня похитили бедуины и удерживали в плену несколько месяцев.
– Ужасно… мне жаль, Айсу. Боюсь, ты не сможешь найти себе приличного мужа! – выдохнул он, предложив поторопиться к машине, потому что завтра с утра у него запланирована важная встреча.
В автомобиле мы не обронили ни слова. Он привез меня к дому и торопливо попрощался.
– Если Вам неприятно будет видеть меня в клинике, то я могу уйти, – уточнила я. Голос мой дрогнул, мне не хотелось менять место работы.
– Я же не монстр, Айсу! Я думал ты чистая… Эти дикари, как я слышал, приучают женщин к разврату. Если ты выбралась от них живой и тебя не продали, значит, ты дала свое согласие на то, чтобы тебя… ну, ты понимаешь! Прости, но я не могу быть тебе другом!
– Я понимаю… Прости меня, Идрис…
– Ничего! Это пустяки! Завтра не опаздывай! – произнес он, даже не взглянув на меня. Я еще какое-то время стояла на улице, смотря вслед джипу, на котором он уехал. Он думал, что я отдалась бедуинам и теперь моя репутация была изрядно подмочена. Я его разочаровала… и, возможно, информация о том, что я не распутница, а убийца, в каком-то смысле очистила бы меня в его глазах, но мне не хотелось что-то доказывать человеку, решившего заполучить меня столь непристойным способом.
– Я самая счастливая на свете! – воскликнула Парма. – Доктор пригласил меня на соколиную охоту в выходные! Что ты об этом думаешь?
– Что тебе не стоит с ним ехать. Если это ухаживание – пусть придет в твою семью, познакомится с родителями, а потом возит на развлечения, уединяется с тобой! – участливо произнесла я.
– Значит, это правда, – выдохнула Парма.
– Что правда? – не понимала я.
– Он сказал, что ты так отреагируешь… И наговоришь гадостей! – в голосе подруги было разочарование. Она поправила свое яркое одеяние, в котором походила на здоровенного попугая и с презрением добавила: – Я знаю, что ты к нему приставала! Идрис сказал, что в моих интересах не жить с тобой в одной комнате. Мы должны разъехаться с тобой.
– Можешь съезжать – мне плевать! – злилась я на нее и на лицемерного и трусливого Идриса, занимающегося таким недостойным занятием, как сплетни.
– Я тебя предупредила, Парма! Он – нечестный человек и вечер может завершиться для тебя весьма плачевно. Потом не приходи ко мне плакаться, поняла?
– Шлюха! – выдохнула она и гордо повернулась ко мне спиной, я смотрела на ее иссиня-черные волосы, красиво переливающие на свету, и понимала, что заполучила двух не то чтобы врагов, но неприятелей, которые очень постараются сделать мою жизнь невыносимой.
Парма глупо хихикала, флиртуя с доктором. Со мной она не общалась и поставила ширму посреди нашей комнаты. Я тоже ждала, пока настанет день очередной соколиной охоты, мне хотелось посмотреть на лицо Пармы на следующее утро, после того, как она поклюет добычу птички у костра. Но она не появилась на работе и дома после выходного, я забеспокоилась и уточнила у Идриса все ли в порядке, он ответил, что Парме пришлось вернуться домой в Индию.
– Вы ее…
– Уйми свою пошлую фантазию, Айсу, у нее проблемы в семье. Не все ведут себя так, как ты! К счастью, сегодня можно встретить и порядочную девушку!
Мы продолжали противостояние. Я была на грани нервного срыва из-за его циничных шуток и подумывала покинуть птичью клинику, устав от травли.
– Может, попросишься в гарем к одному из шейхов? – предлагал он, сдерживая смешки. – Некоторые арабские мужчины будут рады твоему вниманию, не меньше, чем обласканные тобой бедуины!
– Зачем вы так со мной? Я ведь ничего плохого вам не сделала! – сдавалась я, устав сопротивляться его колкостям.
– Знаешь, чего я больше всего не люблю? Разочаровываться в людях! – произнес он многозначительно. Идрис навис над регистрационной стойкой и приблизился ко мне ближе, я ощутила запах алкоголя.
– Ты меня разочаровала, Айсу! – он несколько раз повторил эту фразу и ушел в свой кабинет.
Рабочий день был окончен, и я спешила покинуть клинику, как вдруг услышала голос доктора, он попросил зайти в его кабинет. Неприятное предчувствие охватило меня словно серое облако. Когда я вошла, он набросился на меня сзади и поволок к своему рабочему столу. Он нагнул меня, опрокинув на столешницу, и поспешно задрал мою абайю. Оставаясь сзади, он навалился всем телом и прохрипел мне в ухо:
