Дэвид Стерри - Цыпочка
Я хотел во всем признаться своей девушке. Я был готов пройти таинство крещения в святых водах Кристи.
И я побрел по улице, уверенно направляясь к ее маленькому бунгало. Когда я постучал в дверь, мне никто не ответил. Других планов у меня не было. Возможно, мне стоило посидеть на ступеньках и подождать, когда она вернется. Я так и решил. На всякий случай постучал еще раз. Ответа не было. Черт.
Я присел на ступеньки перед ее дверью, готовый ждать всю свою жизнь, если понадобится. Но, как только я присел, дверь неожиданно распахнулась.
Я посмотрел наверх. Это была Кристи. Господи, как я любил эту девушку.
Она растерялась, никого не увидев перед дверью. Она явно слышала стук, но никого не ждала. Никого и не было.
Чувство вины захлестнуло меня с головы до ног. Почему я предал ее? Это было ужасно. Я ощущал себя полным кретином и сволочью. Мне не надо было идти по вызову к Моржу. Не надо было избивать этого несчастного извращенца.
Если бы все «если бы да кабы» стали горшками и кастрюлями, то нищие давно превратились бы в королей. Так любила приговаривать моя мать.
Почувствовав на себе чей-то взгляд, Кристи посмотрела вниз и, увидев меня, застыла с каменным выражением на потемневшем лице.
Стыд ужалил меня, как пчела.
* * *Моя мать пережила шестидесятые в домохозяйках, и она определенно не собиралась посвятить семидесятые стирке и приготовлению пищи для человека, который давно стал для нее чужим.
В те времена как раз поднимало голову женское движение, и, крича о себе на каждом углу, оно двигалось вперед и набирало силу. Женщины требовали равенства, спорили с мужчинами и сжигали лифчики в городах и деревнях.
«Наши тела», «самостоятельность» — эти слова все чаще и чаще раздавался в нашем доме. Мы свободны, чтобы быть самими собой. Мамочки тоже люди. Люди, не лишенные чувств.
И у них есть все права заявлять об этом.
* * *— Чего ты хочешь? — спросила Кристи ледяным тоном.
У меня кровь застыла в жилах. Еще совсем недавно она смотрела на меня так дружелюбно.
— Кристи, пожалуйста… Прости меня. Мне очень жаль. Дай мне всего пять минут, пожалуйста… — рассыпался я в извинениях.
— Нет, я не думаю, что это нужно, — не меняя тона, произнесла Кристи.
— Пожалуйста, я тебя умоляю, дай мне всего пять минут… Кристи, я молю тебя, мне так жаль, ну, пожалуйста… — продолжал унижаться я.
Меня охватила невообразимая печаль, и на глаза снова навернулись слезы. Только сейчас я не стал их сдерживать. Я не помнил, чтобы я плакал перед кем-то с тех пор, как вырос из детских штанишек, но мне так хотелось вернуть Кристи, что я готов был проплыть по реке слез. Только бы она вернулась. Мои глаза все больше наполнялись слезами, как вымя коровы, которую пора доить. А потом из моих глаз хлынули два водопада и покатились по моему лицу, вымывая из меня душу и опустошая меня.
Кристи дрогнула. Она не была готова принять меня обратно, но ее доброе сердце пожалело меня.
— Кристи, со мной случилось кое-что действительно ужасное, такое, о чем я не могу никому сказать. Но я хочу рассказать тебе, ты поймешь меня. Пожалуйста, я тебя умоляю…
Мне хотелось упасть на колени прямо на лестнице, умоляюще сложить руки и ждать, пока Кристи не сжалится и не пригласит меня войти.
Но Кристи была слишком хороша для такого поступка.
— Ладно, заходи, — вздохнула она, будто собиралась одолжить деньги кому-то, прекрасно зная, что ей никогда не вернут долг. — Я так сердита на тебя. Ты поставил меня в очень неловкое положение. Моя мама все время качала головой, будто мне десять лет. А ты даже не позвонил. Неужели это так сложно? Тридцать секунд, чтобы позвонить…
Это хорошо. Я заслужил справедливое наказание. Внезапно я перестал быть ненормальной садоцыпочкой. Я превратился в обычного идиота, который плохо поступил с девушкой, как и миллионы идиотов всего мира до меня. Когда она ругала меня, я представлял нас супружеской парой, которая много лет спустя вдруг вспоминает этот эпизод из прошлой жизни и весело смеется.
— Я знаю, мне очень жаль. Понимаешь, я собирался тебе позвонить… но я… я… По правде говоря… я… я занимался… я продавал наркотики…
* * *Моя мать забрала меня из школы Линдона Бэйнса Джонсона, когда мне было пятнадцать лет, и, объединившись с двадцатью другими семьями, сама решила открыть школу. Так что мы сняли дом, наняли учителей — и далласская бесплатная школа начала работать.
Одна из учительниц, серьезная молодая женщина со Среднего Запада, круглолицая блондинка, была прекрасным человеком: не терпящим пустой болтовни и в то же время чутким и добрым. Моя мама и эта учительница могли говорить всю ночь. Больше, чем мои мать с отцом за двадцать лет совместной жизни. Вместе со своей новой лучшей подругой моя мать стала посещать педагогические конференции и встречи «Национальной женской организации». Эти женщины не сплетничали, не обменивались кулинарными рецептами и не обсуждали покупку новых тряпок. Они боролись. Они хотели равной платы за равную работу, защиту прав на алименты и различных других реформ. Они хотели остановить войну и растить детей. Равенства, свободы и у-в-а-ж-е-н-и-я. Они хотели клиторального оргазма, и да будет проклят Фрейд!
Моя мать пела, маршировала, она раздевалась и чувствовала себя комфортно. Она любила свое прекрасное женское тело глубокой феминистской любовью, которую не дано понять ни одному мужчине.
А мой отец строил свою высокотехнологическую фабрику взрывчатых веществ в Юзлессе, штат Техас.
* * *Я фантазировал и плел какую-то историю о том, как провалилась сделка и я никак не мог освободиться до трех часов ночи, а потом пришел, но было уже слишком поздно. А потом мне нужно было работать в ресторане целый день, и я только что закончил работу, и, как только закончил, я сразу пришел к Кристи извиниться, загладить свою вину и все исправить.
Я действительно хотел все исправить. Это было правдой.
Но Кристи почувствовала, что что-то не так. Она всегда чувствовала меня, с самого начала, с первого дня, как мы познакомились. Она уже изучила меня. Медленно подняв голову, она тихонько спросила:
— Почему ты занялся этим делом? Как ты мог?
Я понял ее с полуслова. Кристи ничего не знала про мою цыплячью жизнь, я был для нее наркодилером, что было не намного лучше. Кроме того, я малодушно лгал ей. Я просто заменил проституцию на наркоторговлю.
— Почему ты ничего не сказал мне об этом? — снова покачала головой Кристи.
— Я говорил, я был раздавлен. Я действительно сожалею… Но ты мне очень нравишься, а я чувствую себя таким жалким идиотом…
Воцарилась тишина.
Я был почти уверен, что она прикажет мне убираться вон. Или попросит остаться? Я ждал. Но она просто стояла и смотрела на меня. Мы еще помолчали. Я слышал, как в мозгу у нее щелкали шестеренки, пока она пыталась разложить по полочкам новую информацию из папки под названием «Дэвид».
— Чего ты хочешь от меня? — наконец спросила она.
— Я хочу заняться с тобой любовью, — каким-то образом сорвалось с моих губ.
И прежде, чем эти слова были произнесены, я уже хотел всосать их обратно и сказать ей что-нибудь милое, теплое, успокаивающее. Но было поздно.
— Ты бросил меня, подставил, а теперь появляешься и говоришь, что хочешь секса? Это невероятно!
— Извини, я… — попытался я исправить положение.
— Нет, я больше не могу заниматься этим. Ты должен уйти, — приняла решение Кристи, и я понял, что на этот раз оно окончательное.
— Что ты говоришь? Ты бросаешь меня? — спрашивал я, сознавая, что никакой я не герой-любовник, а просто жалкий неудачник, предавший эту чудесную девушку.
— Да, бросаю. А теперь я хочу, чтобы ты ушел, — твердо повторила Кристи.
Все было кончено. В моих ушах зазвенел чей-то смех, и я попытался выключить звуки в моей голове. У меня получилось, и меня окутала тишина.
— Ну и ладно.
Это были последние слова, которые я сказал Кристи.
Когда я покинул ее дом, во мне что-то перевернулось. У меня больше не было Кристи. Я соскочил с крючка жестокой цыплячьей индустрии, так что у меня больше не было и 3-Д. У меня никого не было.
Арестуйте меня. Убейте меня. Мне уже ничего не нужно.
Но, конечно же, я был ужасно голоден. Так что я пошел и снова купил именинный торт, мороженое и молоко, притащил все это домой и запихал в свой многострадальный желудок.
Приблизительно через неделю у меня жутко разболелись горло и живот от поедания тортов и мороженого в течение стольких месяцев. У меня начались галлюцинации. Мне казалось, что меня сжигают живьем, и мой сосед по квартире заставил меня пойти к врачу.
Врач сказал, что у меня во рту появилась трещина. Я не знал, что это такое, я только понял, что мой рот треснул, но в ближайшее время смерть мне не грозит. Врач посоветовал мне полоскать горло кипяченой водой с разведенной в ней таблеткой какого-то антибиотика. Или проспринцевать. То есть засунуть резиновую грушу глубоко в глотку, а потом сплюнуть воду. И так шесть раз в день.
