Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Распад, может, не дошел до нижних пластов Отдела, но до среднего звена — безусловно. Тем более, что объект нашей деятельности — комдвижение — настолько бесперспективный и рыхлый, настолько «результаты» нашей работы не определенны, что безразличие, цинизм, наплевательское отношение к делу, сачкование очень легко внедряются в «почву».
Таково состояние в главном для меня — в службе.
26 октября 1984 г.Вчера перечитал «Исповедь» Л. Н. Толстого. Спорить можно с ним по каждому ряду аргументов, но суть он схватил (вернее воспроизвел из всего предшествующего духовного развития человека) — «зачем мы живем?» И ответа нет. Другое дело, что для миллиардов людей, в том числе интеллигентов, такого вопроса всерьез и не существует. Спросить, например, у Пономарева — зачем он живет?… Он сочтет спрашивающего за сумасшедшего, а еще хуже — ревизиониста и антисоветчика.
27 октября 1984 г.Вчера съездил в Отдел. Встречался с Клэнси, который пытается воссоздать настоящую компартию в Австралии. Вроде бы долг вежливости. И потом только понимаешь, что в общем-то эта никем не санкционированная, даже с Пономаревым не согласованная беседа (он даже не знает о ней), может повлиять на что-то очень важное в дальнейшей истории целой страны. Там развалилась одна КП, разваливается другая (СПА), Клэнси пытается создать третью — «марксистско-ленинскую, но вполне современную», умудренную всеми плюсами прошлого опыта. Если ему это не удастся — объективно места комдвижению в этой стране нет. А если удастся и дело пойдет?…
Во всяком случае, я говорил от имени ЦК, я «одобрял» и обещал всякую поддержку. Хотя ЦК — ни сном, ни духом. Даже, если бы я попытался доложить в ЦК, никто бы не обратил внимания: подумаешь, какая-то там австралийская компартия и вообще неизвестно, что там происходит, а разобраться и просто знать — некогда, не хочется, и «не нужно».
«Важнее» (перехожу опять на Пономарева) произносить речи перед французскими парламентариями, от чего никакого реального действия не будет (чистый протокол), но зато — почти целая полоса в «Правде» с текстом этой речи, удручающей своей банальностью и болталогией. Вряд ли найдется в СССР десяток читателей, которые прочтут эту речь, а уж во Франции — подавно.
Пробежал архивные публикации Зощенко в № 10 «Нового мира». У него, оказывается, «такое» появилось еще до начала того, когда он стал публиковаться писателем.
Служебные вещи, например, ТАСС читаю с большим увлечением, чем просто литературу, стоящую вокруг на полках. Может быть, опять же потому, что это еще для чего-то пригодится.
Позвонил Тимофеев и предупредил, что есть отзывы на VIII том, а они могут спровоцировать Б. Н.'а на ликвидацию всей двухлетней работы. Я подумал, как отбивать. Надо будет взять слово после доклада Тимофеева.
31 октября 1984 г._Вчера был на Секретариате ЦК. Горбачев в отпуске, после целого лета и осени, когда он вел и Политбюро и Секретариат. Все ожидали, что теперь, временно, Секретариат будет вести Романов — единственный, как и Горбачев, секретарь ЦК — член Политбюро, больше таких нет. Однако, ко всеобщему изумлению, появился сам Черненко.
И это зрелище достойно современной истории. Прежде всего — разительный контраст с Горбачевым — живым, умным, заинтересованным в том, что он делает, верящим, что можно чего-то добиться, человеком с замыслами, с готовностью действовать ради задуманного.
А этот: читает наименование вопроса повестки дня так, что мой внук в сравнении с ним — Качалов. Косноязычно, путая слова, перевирая ударения, без знаков препинания. Сама манера «ведения собрания» — на уровне первичной организации в какой-нибудь мелкой мастерской: «Вопросы есть? Нет… Кто-нибудь хочет сказать? Вы? Послушаем товарища.»
Комментарии примитивны, однообразны, формальны (лишь бы перейти к следующему вопросу). Выводов — никаких, а заключения к прениям, — лучше бы их не было, потому что ничего не поймешь. Я, например, так и не понял, дали или нет Бондарчуку в порядке исключения государственную премию («Красные колокола») или нет (он не добрал в Комитете по премиям двух голосов).
И вот сижу я, смотрю на этого человека и думаю: как же это так? В великой стране, у богатого талантами народа, создавшего величайшую культуру и произведшего на свет сотни и тысячи людей глубокого ума и уникальной образованности, такой лидер — примитивный, убогий, полуграмотный, серый человек, посредственность из посредственностей, ни в чем серьезно не разбирающийся и не знающий ничего основательно. А от него зависят судьбы мира, сверхдержава в его руках, он располагает властью, сопоставимой разве с властью диктатора банановой республики: одного слова его достаточно, чтобы любой в нашей стране оказался не там, где он есть, и не тем, кто он есть.
Как же все это так? В век НТР, в конце XX столетия?!
Сегодня утром убили Индиру Ганди. Подумал: как же идет история, которая, как известно, определяется марксовыми законами? Как образуются точки высокого напряжения в мировой политике, чреватые тягостными последствиями для целых народов?
Корейский самолет…
Дело Абушара.
Убийство Индиры Ганди.
Убийство польского кзендза.
Смерть Андропова.
Ну, и т. п.
Непомерная власть средств массовой информации, которая вовлекает в мировую политику миллионы и сотни миллионов людей (о чем мечтал Ленин), превращает эту мировую политику в сцепление случайностей, грозящих взорвать человечество.
1 ноября 1984 г.Обсудил с Тимофеевым и Ко идеи и концепцию межпартийной конференции — «Рабочий класс 80-х годов и коммунисты». Обсудил с ним же, что надо еще сделать по VIII тому после заседания главной редакции.
Пономарева посылают в Бухарест: Чаушеску захотел обсудить с одним из секретарей ЦК КПСС актуальные международные проблемы и состояние коммунистического движения.
Значит, праздники (или наполовину) у нас горят: надо готовить «позиции» — 11-го он улетает.
Б. Н. заторопил с запиской об МКД, должно быть, хочет ее протолкнуть, пока Горбачев в отпуске.
Дело Амбарцумова закончится рутинными обсуждениями: на специальное заседание редколлегии «Вопросов истории» посылают академика Тихвинского, чтоб провел «воспитательное обсуждение». Федосеев спросил у Богомолова — директора института, где работает Амбарцумов, собирается ли он реагировать на статью Бугаева? Тот ответил: да, мы обсудим в секторе или на собрании, но и выскажем свое мнение о статье Бугаева, а не только о статье Амбарцумова. Я звонил сегодня Богомолову по делу, а потом спрашиваю: «Олег, я надеюсь, ты не позволишь, чтобы Женьку уволили или как-то прижали»… Он: «Еще бы! Я слышал, как ты вступился за него. Спасибо тебе. А, между прочим, я слышал из уст самого Зимянина, что не должно быть никаких «административных выводов», а потом и Медведев мне это подтвердил».
