Валентин Бадрак - 7 пар, очаровавших мир
Ярославу жизнь с детства казалась наполненной смертельными опасностями, и он боролся за свое место среди живых, опираясь на небывалую даже для князя последовательность и волю. Это выражалось в том числе в преодолении ужасной боли, возникавшей из-за хромоты, что с возрастом переросло в настоящее противостояние с болезнью. Ирина оказалась импульсивной и страстной; жизнь в ней долго клокотала горячим гейзером, силы которого хватало на двоих. С детских лет привыкшая обитать на просторе, с юношеских – влиять на выбор мужчин, не испытывая недостатка в предложениях, Ирина сумела навязать Ярославу свое представление о семье и роли в ней женщины. Князь принял предложение, ибо, добровольно отказываясь от абсолютного, чисто мужского (в духе времени) доминирования над женщиной, он обретал искреннюю поддержку и неиссякаемую силу женской заботы. И не исключено, что такой подход помог ему избежать повторения в семье роли своего отца, которая ему опостылела еще в годы становления.
«Был муж тот праведен и тих, хотя в заповедях Божиих…» – писал о Ярославе Мудром летописец Нестор. Конечно, несомненная правота заложена в непринятии такой оценки автором современного крупнейшего исследования жизни князя Алексеем Карповым и прямым указанием на организацию Ярославом «длительной и кровопролитной борьбы». Не раз демонстрировал Ярослав-полководец и малодушие, оказываясь в роли побежденного. Но правда и в том, что Ярослав Мудрый менялся в процессе жизни, и в этих изменениях семейно-родовой символ, наряду с религиозным, оставался доминирующим на всем пространстве действия. Его жизнь – это путь борца, искренне желавшего изменить себя, искореняя душевные и физические слабости и изменить мир вокруг себя. Именно поэтому, решив главную проблему – выживания и безопасности, – он сумел сосредоточиться на созидательных целях. Роль же в этом процессе преобразования личности славянского лидера его жены видится бесспорной и выдающейся. Ее талант состоял в том, чтобы свои лучшие качества, прежде всего духовную силу и отвагу, направить на помощь другу, чувствовавшему провалы в структуре своей личности и явно нуждавшемуся в поддержке.
В процессе движения семейной ладьи по вечной реке истории Ирина показала пленявшую современников гибкость натуры. Материнство привнесло в жизнь княгини ту стабильность, которая со временем преобразовалась в покоряющую смысловую наполненность жизни и подарила сочность красок бытия. Воинственность молодой княгини сменилась ясным осознанием своей новой роли: выказывая неусыпное внимание к воспитанию потомства, она символизировала укрепление государственности. Тепло семейного очага великого князя распространялось на всю территорию Киевской Руси, словно призывая всеобщую благодать и спокойствие. Ирина, без сомнения, прониклась христианской верой, излучая, подобно пчелиной матке, свет и энергию праведной жизни, которые служили для всех сограждан питательным нектаром. Если мужчина намеревался укрепить государство, произвести реформы, создать материализованные символы духовности в виде новых храмов, школ, вызывающей восхищение библиотеки, то наполнить их пониманием ценности и придать им оттенок неотвратимых перемен способна только женщина – своей благообразной покорностью, смешанной с тайным азартом, виртуозным исполнением роли жрицы, воплощением божественного обаяния. Ее активность была сродни всюду проникающим гипнотическим парам, наполняющим пространство ароматом неземной праведности. Восхищаясь христианскими ценностями как высшими достижениями культуры, Ирина без всякого сомнения отдалась вере, превратившись со временем в ее искреннего апологета. Это придало ее облику очарование, а самому браку – совершенство, которого не хватало в начале их совместного пути. Илларион, прославляя семейство, называет ее «благоверной», подчеркивая ее безукоризненное соблюдение православной веры. Последнее становилось неотъемлемой частью развития глубокой славянской духовности, эмоциональной проникновенности и тонких ощущений, причисляемых к национальным особенностям славян. Проистекая от мудрой Ольги, с пониманием подхваченная проницательной Ириной, а затем развитая одухотворенными женщинами Руси, религиозная глубина, без тени позерства и игры, стала почти необходимой частью возвышенного естества славянских женщин. Неистребимая, не портящаяся под воздействием мимолетной моды или легковесных веяний инородных культур, эта частичка женской природы до сих пор безоговорочно ценится европейскими мужчинами.
Сказание о семейном строительствеОпыт древности в формировании семейных традиций, хотя некоторым это может показаться забавным, на самом деле является не только полезным, но и весьма поучительным. Если говорить непосредственно о семье Ярослава и Ирины, несомненным остается их безукоризненное следование патриархальным традициям. Но путь Ярослава тут совершенно не похож на путь его отца Владимира. Болезненному и ущемленному в детстве Ярославу в память врезались заложенные его отцом проблемы во взаимоотношениях братьев, рожденных от разных матерей и не считающих себя связанными кровными узами. Братоубийственная война за киевский престол, которую он сам пережил, тяготила его христианское миропонимание; поэтому он создавал семейный клан с четкой, признаваемой всеми законами иерархией. И место жены в создании этой цельной системы становилось ключевым, определяющим и непоколебимым. Наряду с вопросом личных, интимных отношений Ярослава и Ирины их поведение заметно корректировали военно-политические и экономические факторы – Ярослав постоянно заботился о том, чтобы его сыновья направляли свою энергию на укрепление государства, а не на внутренние усобицы. На смертном одре князь особо подчеркнул, что сыновья должны жить в мире и оказывать друг другу помощь, потому что они – «братья, единого отца и матери». Ярослав еще раз продемонстрировал, что его модель была наполнена дыханием веры, пронизана ощущением супружеского единства и никак не связана с ненавистной ему семейной моделью собственного отца.
Семейная модель Ярослава и Ирины сформировалась под влиянием двух взаимодействующих особенностей. Во-первых, проекции Ярославом на собственную семью тех отношений, которых не было у его родителей, его бессознательного, но довольно устойчивого желания компенсировать на отношении к своей жене неосуществленную, нереализованную любовь отца к матери. А во-вторых, прослеживающейся в поступках Ирины прочной связи с отцом, благоприятствующей безоговорочному принятию патриархального мира и роли женщины в нем. По части создания впечатляющих декораций в виде импульсивных и порой крайне смелых поступков Ирине не было равных среди современниц, и, пожалуй, только мягкая женская акцентуация Ярослава могла способствовать созданию уютного для них двоих климата. Скажем, будь на месте Ярослава его отец Владимир с ярко выраженным стремлением к доминированию, неизбежное подавление Ирины привело бы к негативно наэлектризованной атмосфере напряженного и, скорее всего, безрадостного сосуществования. Кроме того, обретя потомство, а также ощущая себя хозяином громадных земель, а значит, и патриархальным распорядителем всего заключенного в рамки государства, в том числе судеб сыновей и дочерей, Ярослав достроил собственный мужской психотип, укрепил те его места, которые могли в экстремальных условиях обнажить очевидные слабости несовершенного мужчины. Многочисленные династические браки и перетасовка колоды европейских правителей придали образу Ярослава харизму настоящего колдуна, распространившего власть едва ли не на половину цивилизованного мира, что существенно сгладило память о том худосочном, подавленном поражением жестяном князьке, отчаянно искавшем поддержки у заморских друзей. Ирине стало вполне уютно находиться в тени мужа и влиятельного в Европе потомства. Впрочем, ей было чем гордиться: в преобразовании князя Ярослава ее заслуга была наиболее весомой после его собственного желания измениться.
