Моисей Радовский - Фарадей
Однако отказ был вызван не только обычной его скромностью. К сожалению, опубликовано очень мало материалов об отношении Фарадея к Королевскому обществу. Сведения, которыми мы располагаем, более чем отрывочны. Биографы Фарадея рассказывают об этом очень скупо, а часто и ничего не говорят по вполне понятным причинам: пришлось бы открыть неприглядную страницу, свидетельствующую о том, что в старой доброй Англии далеко не все сохраняло подлинное внутреннее благополучие и что это неблагополучие отражалось также и в научном мире. Пришлось бы указать на те помехи и путы, которыми высокопоставленные покровители наук связывают научные корпорации. Представители «высшего» общества, не имеющие прямого отношения к науке, обычно видят особенную честь в том, чтобы получить положение в высшей научной организации страны, а тем более возглавить то или иное видное научное учреждение. Герцог и великий князь во главе ученого института или Академии наук — явление частое в истории любого из этих учреждений. Об'ясняется это не только честолюбием вельмож. Чаще всего это вызывается известными политическими соображениями. В царской России, например, Академию наук одно время возглавлял шеф жандармов, граф Д. А. Толстой, который, к тому же, был и министром просвещения.
Само собой разумеется, что подобное явление или даже обычай не могли не вызвать резко отрицательного отношения к себе в среде ученых. В 1830 году, после смерти Дэви, место призедента Королевского общества облюбовал герцог Суссекский. Действительные ученые (в Королевском обществе было гораздо больше псевдо-ученых, чем ученых членов) выдвинули кандидатуру выдающегося английского физика Джона Гершеля, сына знаменитого астронома. Положение складывалось не в пользу подлинной науки. Ученая часть составляла меньшинство, — около одной пятой всего числа членов. Но борьба разгоралась, повидимому, упорная, хотя и в скрытой форме. Фарадей оказался решительней и откровенней своих коллег: на общем собрании Королевского общества он внес предложение, чтобы президент выбирался лишь теми членами Общества, которые представляют собой действительно научные величины. Предложение Фарадея удалось провести в отношении выборов президиума, в которых получили право участвовать 50 членов. В отношении же выборов президента предложение Фарадея не прошло: президент должен был избираться всеми членами без исключения. В данном случае голосовало 229 человек. Избранным оказался конечно герцог Суссекский.
Свое отношение к Королевскому обществу Фарадей отразил в письме к английскому ученому Грове (в истории электротехники известен электрохимическим генератором — т. н. элемент Грове), который сделал много усилий, чтобы добиться некоторых улучшений в жизни и порядках Королевского общества. По этому поводу он вел, повидимому, какие-то переговоры с Фарадеем в 1842 году, т. е. в период тяжелого недомогания последнего. Письмо к Грове не оставляет никаких сомнений в том, что не плохое состояние здоровья было причиной разрыва с Королевским обществом. Вот что писал Фарадей:
«Что касается Королевского общества, то вы знаете, что мое отношение к нему такое же, как и было. Нынешнее положение в Обществе не вполне здоровое. Вам известно, что я не вхожу в состав Совета уже несколько лет и несколько лет не бывал на заседаниях; но я надеюсь на лучшие времена…
Все, что я хотел бы высказать, это — пожелание, чтобы обстоятельства улучшились и чтобы оно (Королевское общество) снова сделалось достойным обвинением всех действительно ученых мужей».
Фарадей неоднократно подчеркивал, что он является демократом в области науки. Отсюда понятно его непримиримое отношение к невежественным вельможам, проникавшим в научные организации во вред этим последним. Поэтому-то он и не видел особой чести быть преемником герцога Нортумберлэндского, после смерти которого Фарадею было предложено занять место президента Королевского института. Как ни дорог был Институт Фарадею, он все же отказался.
Не следует забывать, что честолюбие было абсолютно чуждо Фарадею. Уже отмечалось, что он совершенно равнодушно относился ко всякого рода почестям. Когда один его приятель написал, что ему пора «возвыситься» в дворянское звание, Фарадей ответил, что он счастлив тем, что не имеет титула «сэр». Почетными же учеными званиями он гордился. Но, по свидетельству современников, «дружбу и симпатию людей науки он ценил больше, чем свою научную славу». Фарадей как-то сказал: «Самая приятная награда за мой труд, это — симпатия и благоволение ко мне всех частей света».
Он, действительно, пользовался не только искренними симпатиями и уважением, но и исключительным авторитетом. И не только в мире науки. Его мнением дорожили различные общественные организации. В 1854 году комиссия Британского общества естествоиспытателей обратилась к Фарадею с просьбой изложить свое мнение о том, какие меры должны принять правительство и парламент, чтобы улучшить положение науки и ученых.
Фарадей в своем ответе написал:
«Я чувствую себя малопригодным, чтобы высказать обоснованное мнение относительно способов, которые можно было бы рекомендовать правительству с целью улучшить положение науки и ее тружеников в нашей стране. Течение моей жизни и те обстоятельства, которые делают ее для меня счастливой, не свойственны людям, применяющимся к обычаям и и порядкам общества. Благодаря всеобщему вниманию я обладаю всем для удовлетворения моих потребностей; что же касается почестей, то в качестве деятеля науки я получил от других стран и их правителей все, что — будучи принадлежностью весьма ограниченных и избранных кругов, — даже превосходит, по моему мнению, то, что в моих возможностях сделать [в ответ].
Вовсе не думая о том эффекте, который могло бы произвести [отличие] на выдающихся людей науки или же на тех, которые, под влиянием подобного побуждения к усердию, могли бы стать таковыми, — я определенно полагаю, что правительство обязано, в своих собственных интересах, почтить людей, оказывающих честь и услуги стране… Иногда с такой целью даруется «рыцарское» [дворянское] или баронское достоинство, но я-то думаю, что это совершенно не подходит для данного случая. Вместо того, чтобы даровать отличие, — человека, который является единственным из двадцати или, быть может, из пятидесяти, смешивают с сотнями других. Этим самым его скорее унижают, чем возвышают, потому что таким образом способствуют снижению его особого духовного отличия до пошлого уровня общества. Разумная страна должна признавать, что люди науки, это — особо почетное звание. Аристократия этого сословия [т. е. людей науки] должна иметь иные отличия, чем отличия людей низкого или высокого рождения, богатых или бедных; тем не менее, люди науки должны быть достойны тех отличий, которыми король и страна желали бы почтить их, и нужно чтобы эти отличия — будучи весьма желанными и даже завидными в глазах родовой аристократии — были бы недостижимы ни для кого, кроме аристократии науки. Так, я думаю, должны поступать правительство и страна скорее в своих собственных интересах и для блага науки, чем в интересах людей, которых считали бы достойными такого отличия. Я думаю, — правительство могло бы в очень многих случаях, имеющих отношение к научному знанию, пользоваться (и в своих целях) людьми, занимающимися наукой, при условии, что они также являются и людьми дела».
