Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель
И вот в середине апреля Гамсун отправился наконец в Париж, после того как был вынужден снова занять денег. При этом он красноречиво продемонстрировал, на что способен при добывании денег, своему собутыльнику, журналисту Фрейлифу Ольсену. Оба они зашли в кафе «А порто». Чтобы избавиться от похмелья, им надо было позавтракать, да еще и выпить спиртного. Но денег-то у них не было. Вдруг в зале ресторана появился редактор Густав Филипсен. «Мы спасены», — констатировал Гамсун и увлек издателя в угол для долгого разговора[108]. А затем вернулся, торжественно размахивая четырьмя сотенными купюрами. Ольсен спросил, как это Гам суну удалось вытянуть столько денег у издателя, ведь тот был уверен, что Гамсун уже на пути в Париж. Едет в поезде благодаря билету, приобретенному на деньги, полученные в качестве аванса два дня назад от того же Филипсена. Гамсун дал торжественное обещание отправиться в Париж тем же вечером.
Однако в тот вечер Гамсун так не и покинул Копенгаген, напротив, он просто спустил всю сумму, все четыре сотни крон.
Деньги — это сила. И Гамсун опять продемонстрировал, что силен в искусстве добывать деньги. Но при этом он был горазд сорить деньгами.
Вместе со своим попутчиком и собратом по перу Свеном Ланге Гамсун поселился в пансионате на рю де Вожирар, № 8, рядом с Люксембургским садом. Позднее он познакомился со скандинавской колонией в кафе «Реженс», рядом с театром Комеди Франсез. Здесь было множество скандинавских газет, и на сей раз, читая рецензии, Гамсун мог вполне убедиться, что никому не приходило в голову обвинить его в том, что он написал книгу далекую от жизни.
Кнут Гамсун хотел, чтобы его книга называлась именем редактора Томессена, для того чтобы всякому было ясно, кто послужил прототипом циничного редактора, главного персонажа книги, но издатель сумел отговорить Гамсуна. В результате на титульном листе появился заголовок «Редактор Люнге». В романе Гамсун рисует картину политического развития Норвегии, начиная от раскола в партии Венстре{32} и вплоть до весны 1893 года. Он почти совсем не старается каким-то образом замаскировать подлинных личностей, всякий мог распознать здесь газету «Верденс Ганг» и ее тогдашние публикации. Гамсун поддерживал борьбу радикалов за формирование более свободного духовного климата и все более активную борьбу за политическую независимость в рамках унии со Швецией. Гамсун рисует убедительную картину, когда раз за разом редактор Улав Томессен предает интересы дела ради собственных интересов или интересов газеты. В борьбе за подписчиков журналистика в руководимой им газете становится все более примитивной и вульгарной.
В «Голоде» Гамсун описывает свою первую встречу с бесстрашным редактором, который мужественно и блистательно выступает против правых. В «Редакторе Люнге» он характеризует Томессена следующим образом: «Он — один из этих крестьян-студентов, которые оторвались от своих корней и оказались на незнакомой почве, в незнакомой атмосфере; он, как и все они, ущербная личность, краснобай из деревенской усадьбы, который изо всех сил пыжится изобразить борца за свободу и щеголя, каковым по своему происхождению отнюдь не является. У этого человека нет духовного развития, он — насквозь фальшив». Так говорит Лео Хейбро, который на протяжении всего повествования в книге высказывает мысли, которые по разным поводам высказал сам Гамсун. Рассказывая любовную историю Лео Хейбро, Гамсун рассуждает о том, насколько циничный мужчина способен разрушить самое лучшее, что есть в человеческой жизни: доверительные, интимные отношения между мужчиной и женщиной. Хейбро отдал свое благородное сердце Шарлоте Иллен, а она, увы, ответила на ухаживания крестьянского студента Энре Бондесена, который служил идеалом для Люнге. Принцип «используй человека и выбрось его на помойку» затрагивает всех и вся, а источник заразы — сам редактор и его газета.
Выход в свет «Редактора Люнге» произвел эффект разорвавшейся бомбы, брошенной анархистом: все отшатнулись от подлого преступника, но с интересом наблюдают за ним. Книга была распродана за неделю, и издатель уже радостно заказывал в типографии новый тираж.
Лишь через несколько дней Кнут Гамсун в полной мере осознал ситуацию, когда, сидя в кафе «Реженс», он стал просматривать газеты. Бьёрнсон назвал «Редактора Люнге» самой бесчестной книгой из всего созданного в норвежской литературе[109].
Возмущенный автор пытался найти защитника в лице Арне Гарборга, к которому он обратился с просьбой написать рецензию. Однако его неизменный литературный соперник Арне Гарборг написал, что Гамсун в своем романе позволил взять на себя роль Господа Бога, выносящего приговоры в день Страшного суда, при этом он разоблачил себя: «Стремление вызвать к себе интерес, поразить всех, сыграть роль разбитного парня так, чтобы его имя было у всех на устах, тут уж все средства хороши, а движущей силой этого романа являются ненависть и страх…» Свою рецензию Гарборг закончил убийственной репликой: «Роман „Редактор Люнге“ написан для невежд».
В Париже Гамсун постоянно ощущал душевный дискомфорт. Всякий раз, когда он покидал свой дом летом и осенью 1893 года, он осознавал, как много он не знает, сколь во многом он отстает от других, несмотря на прочитанные и написанные им самим книги и статьи, несмотря на высказанные на лекциях идеи и мнения. Во время общения с другими скандинавами у него постоянно возникали конфликты по поводу его интеллектуальных претензий. Проходя по Латинскому кварталу, он постоянно видел студентов, снующих по многочисленным зданиям Сорбонны, и размышлял о том, что им наверняка помогают родители, родственники или благотворители. Его-то в свое время отец заставил начать свою жизнь с обучения сапожному ремеслу.
Он рассказывает Эрику Скраму, насколько униженным он чувствует себя в Париже. Он считает, что если бы Скрам отправился в Париж, то его пребывание там было бы сплошным праздником, «ведь ты знаешь язык и здешнюю жизнь, как свои пять пальцев. Иное дело я, что поделаешь, варвар, полный невежда»[110].
Но когда приступ самоуничижения проходит, он уже сомневается, насколько и впрямь другие лучше него. В Париж приезжают все — и литераторы, и художники, впрочем, здесь все называют себя художниками, все шумные и самоуверенные. Многие из них просто шарлатаны и останутся таковыми навсегда. Таких типов он встречал и в Копенгагене, и в Кристиании, а теперь и в Париже. Они, как паразиты, хищно вгрызаются в предмет своего интереса, вскоре начинают считать его своим, а потом и целиком пожирают. Многие женщины изо всех сил стремятся быть современными, так что полностью теряют свою привлекательность, они заняты лишь манипулированием другими в своих личных целях. Такой типаж он описывает в «Мистериях» — кокотку, сущую шлюху, постоянно занятую интригами, она не живет, а играет в какую-то игру.
