Давид Драгунский - Годы в броне
Мне было очень приятно, когда, читая содержательную книгу военных историков полковников Г. А. Колтунова и Б. Г. Соловьева "Курская битва", я увидел там строки, посвященные описанию подвига И. Т. Зинченко...
До самого вечера 7 июля, окопавшись на небольшом пятачке, бригада продолжала вести тяжелые кровопролитные бои. А когда наступила темнота и бой стих, мы сменили огневые позиции, заняли более выгодные рубежи, пополнились боеприпасами, продовольствием, эвакуировали раненых, похоронили убитых. Вся короткая июльская ночь ушла на подготовку к новым боям, которые должны были начаться утром.
Трудным для наших войск оказался и день 8 июля. После небольшой ночной паузы, которую враждующие стороны использовали для перегруппировки своих сил и средств, а также для взаимных поисков слабых мест друг у друга, бои возобновились утром с новой силой. Гитлеровцы продолжали атаки в направлении Обояни.
Против наступавших вражеских танков и пехоты генералы Катуков и Кривошеий бросили в помощь частям бригады А. X. Бабаджаняна 1-ю гвардейскую танковую бригаду полковника В. М. Горелова, всю корпусную и армейскую артиллерию, несколько дивизионов "катюш". Над фашистской группировкой нависли "илы", беспрерывно штурмовавшие танки и пехоту.
Ожесточенно сражались чистяковцы. На десятки километров бушевало море огня. От бомбовых ударов, разрывов артиллерийских снарядов, танковых атак содрогалась белгородская земля.
Крепко досталось в тот день и нашей бригаде. Второй мотобатальон после гибели комбата М. Т. Долженко и выхода из строя двух командиров рот с боями отошел на несколько километров, в сторону Верхопенья.
Не удержался на своих позициях и 3-й батальон. Командир бригады вместе с 1-м батальоном Долгова, отойдя в реденький дубняк, продолжали ожесточенно сопротивляться. Им удалось отразить несколько вражеских атак, и только с наступлением темноты они отошли за реку Пена.
Я по-прежнему находился в 14-м танковом полку. Генерал Кривошеий приказал мне руководить боем на правом фланге бригады и совместно с соседней 10-й механизированной бригадой не допустить прорыва противника на Верхопенье и далее на Ивню.
Зацепившись за небольшой хуторок и господствующую высоту, танкисты успешно отражали вражеские атаки. За этот день мы подбили до полутора десятков танков и самоходок. Но к вечеру 8 июля положение нашего полка резко ухудшилось. В строю остался примерно десяток танков. Соседняя бригада не выдержала натиска врага и отошла на другой рубеж. Наш танковый полк также не смог закрепить позиции. Связь с батальонами не была восстановлена, бронебойные и подкалиберные снаряды иссякли. Накопилось много раненых. Мы оказались словно на каком-то острове, вокруг которого бушевало огненное море. Оставаться на этом рубеже не было уже никакого смысла, надо было прорываться к главным силам бригады. Прикрывшись небольшим танковым заслоном, мы двинулись к реке Пена. Переправившись на противоположный берег, неожиданно очутились неподалеку от немецкой танковой колонны, которая обошла правый фланг корпуса и вышла к нам в тыл.
Притаившись в одном из глубоких оврагов, я стал связываться со штабом бригады, но это оказалось нелегким делом - слышимости не было. Пришлось с радистами выскочить на пригорок, развернуть там антенное хозяйство и ловить свой штаб. Нам повезло: связь была установлена. Переговорив со своим заместителем Константином Яковлевичем Дмитриевским, я выяснил, что мы находимся в десяти километрах от штаба 1-й механизированной бригады. От него же узнал о переходе бригады к обороне южнее Ивни и Курасовки.
В голове стали рождаться планы ночного броска с целью выхода к своим частям. "Десять километров, отделяющие нас от главных сил, - это не так уж много, - размышлял я. - Тем более при наличии такого надежного союзника, каким является темная ночь..." Но радоваться было преждевременно. Возвращаясь в свой овраг, мы натолкнулись на немецкие танки. От неожиданности отскочили в сторону, залегли в пшеничном поле. Пристально оглядываясь вокруг, различили несколько оврагов, в темноте они были очень похожи один на другой. С час еще продолжали мы петлять вокруг какого-то овражка, но своих танков так и не нашли. Только через два-три часа услышали в стороне завывание моторов родных тридцатьчетверок.
Ночь была на исходе, а мы с трудом продолжали пробираться в направлении Курасовки. Когда рассвело, стало еще хуже: часто приходилось низко пригибаться, а более открытые места преодолевать ползком. Слева и справа от нас шли немецкие танки, следом за ними тянулась пехота на бронетранспортерах. В одном овражке мы задержались, чтобы еще раз сориентироваться, а главное - на глазок определить участки, на которых не велись боевые действия. Я хорошо знал, что сплошного фронта нет, поэтому можно было найти какую-то лазейку, чтобы юркнуть в нее.
В тот самый момент, когда мы изготовились к очередному броску в ближайший дубняк, у наших ног разорвался осколочный снаряд. На месте был сражен начальник рации. От радиостанции ничего не осталось, обломки ее разлетелись в разные стороны.
В разгар этой суматохи я не сразу почувствовал, что ранен в правую ногу. На какой-то миг испугался. Но взял себя в руки. Однако вскоре рана стала меня беспокоить. Ребята сделали мне перевязку, уложили на плащ-палатку. Мозг сверлила одна мысль: что делать? Продолжать идти, на соединение со своей бригадой днем - на глазах у немцев - бессмысленно. А оставаться в овраге - очень рискованно.
Не долго думая, радисты оттащили меня в лощину, заросшую желтым бурьяном. С ближайших высот она по просматривалась. Дороги и тропинки туда не подходили, И; было маловероятным, чтобы сюда заглянули немцы. Целый день мы пролежали на солнцепеке - грязные и голодные.
День 9 июля показался нам вечностью. Мы с нетерпением ждали наступления ночи. Она должна была решить нашу судьбу.
Наконец солнце плюхнулось где-то за пригорком. Тьма окутала землю, и начался наш поход в сторону фронта. Нам надо было пройти всего несколько километров, но на это ушла целая ночь. Рана на ноге кровоточила. Ребята тащили меня под руки, а местами волокла на самодельных носилках. Двигались оврагами, далеко обходя горящие, танки: в темноте трудно было определить, чьи они.
Спасло нас отсутствие сплошного фронта. Нырнув в какое-то топкое болото, на котором не было никаких признаков боя, мы, выбравшись из него, наткнулись на конный обоз 6-й гвардейской армии, который и доставил меня под утро 10 июля в полевой госпиталь...
* * *
Ничто так благотворно не действовало на раненых, находившихся в полевом госпитале, как хорошие вести с передовой. Они доходили до нас по радио, их сообщали дивизионные, армейские и фронтовые газеты. Четко работал и так называемый солдатский телеграф, незамедлительно передававший из палаты в палату, от койки к койке последние новости.
