Мария Павлова - Илья Фрэз
Детский мир столь же неоднозначен, как и мир взрослый. В нем есть любовь и дружба, великодушие и корысть, обида и ревность, сострадание и жестокость — состояния души, чувства, переживаемые детьми гораздо сильнее, непосредственнее. И потому ребятам нужны не только «чисто» детские жанры — киносказки, киноприключенческие или трюковые кинокомедии. Детскому восприятию и пониманию доступно все жанровое богатство кинематографа. Им нужны и сатирическая комедия, и трагикомедия, и социальная драма, вызывающие серьезные размышления о себе, о современности, о будущем. «Специфика детской аудитории не в том, чтобы приседать перед ней на корточки, не в упрощении сюжета, конфликтов, характеров, а в ясности художественной формы, той простоты, которая с таким трудом дается в искусстве… Если мы хотим готовить наших детей не к выдуманной безоблачной жизни, а к реальной борьбе, мы должны говорить им о жизни правду, касаться в детских фильмах любых проблем, но коль скоро речь идет об искусстве, то эти проблемы должны быть решены художественно… Детям нужно говорить правду о добре и зле, о чести и бесчестии, храбрости и трусости, правду о жизни во всех ее проявлениях… Выйдя на широкую самостоятельную дорогу, сегодняшние юные зрители встретят еще, к сожалению, на этой дороге и то, что мешает нам жить и работать. Они должны быть готовы к беспощадной битве с нечестностью, несправедливостью, жестокостью»[24], — писал С. Михалков.
Художника и человека с душой беспокойной, чутко реагирующей на актуальные проблемы своего времени, Илью Фрэза не волнует сюжетная и жанровая «чистота» детского фильма. Его волнуют сами проблемы детей, их будущее. И потому не случайно от чистой событийности и жанровой определенности своих первых фильмов он приходит в картинах последнего времени — «Это мы не проходили», «Хомут для Маркиза», «Вам и не снилось…» — к остросоциальной проблемности, которая не вмещается в рамки его, казалось бы, излюбленного жанра лирической комедии. Ностальгический финал картины «Это мы не проходили» словно бы подвел черту под прежними фильмами Фрэза. И если Боря Збандуто, Митя Красиков и молодые педагоги ощущают себя «материком», соединенным духовными нитями со взрослыми, то герои последних фильмов — «Хомут для Маркиза» (1977) и «Вам и не снилось…» (1980) — живут в атмосфере «островной» оторванности, духовного одиночества в мире взрослых.
В своих фильмах конца 70-х годов Илья Фрэз не мог пройти мимо некоторых тревожных явлений в социально-нравственном климате общества. Внутренняя гармония и цельность его прежних фильмов в картине «Хомут для Маркиза» впервые сменяется тревогой и беспокойством за будущее сегодняшних детей, сегодняшних молодых. «Мой первый грустный фильм. Подобных я не ставил», — сказал о нем Илья Абрамович.
Это не совсем точно. Первым его «грустным» фильмом был «Рыжик» (1960), в основу которого легла одноименная повесть писателя-самоучки А. Свирского, написанная в 1901 году, и его же автобиографическая повесть «История моей жизни». Поставленный добротно, в традициях лучших советских фильмов о жизни и тяжелых судьбах детей в дореволюционной России, «Рыжик» остался своего рода исключением в биографии режиссера.
Одна из характернейших черт творчества И. А. Фрэза — это постоянное стремление к разговору о современности, о том, чем сегодня живут наши дети. Вот почему и действие повести Н. Атарова «А я люблю лошадь…», по которой поставлен «Хомут для Маркиза», режиссер перенес из первых послевоенных лет в сегодняшний день.
Размышляя о замысле этого фильма, Илья Фрэз отмечал, что он хотел еще раз напомнить взрослым об их ответственности за воспитание детей, о том, что счастье гораздо шире простого понятия сытости и физического здоровья. Ребенок значительно острее, чем взрослый, ощущает потребность в дружеском участии, в понимании его забот и проблем со стороны окружающих, родителей. И Фрэз в своих картинах обычно не акцентирует внимания на материальном положении своих героев — благосостоянии или невзгодах. Даже круглый сирота Рыжик убегает от приемных родителей бродяжничать по городам и весям России со случайным знакомым по прозвищу «Полфунта» не столько в поисках куска хлеба, сколько потому, что привязался к нему, проникся доверием: ведь Полфунта первый в короткой жизни Рыжика отнесся к нему по-человечески, с теплотой и пониманием, с интересом выслушивал мальчика и охотно отвечал на его бесчисленные вопросы…
Мысль о том, что не хлебом единым живы и счастливы наши дети, прозвучала уже в картине «Это мы не проходили», а затем и в работах Фрэза последних лет — «Вам и не снилось…» и «Карантин». Но особенно остро и драматично проблема эта была поставлена в фильме «Хомут для Маркиза», в которой режиссер, по его словам, хотел показать, что такое горечь духовного одиночества и как незаметно она формирует душу ребенка, влияет на его будущую судьбу.
Жизнь у десятилетнего Родьки несладкая, хотя и живет он в 70-е годы, когда, как говорят в фильме представители взрослого мира, «нашей молодежи все дано, даже слишком». И даже в счастливые минуты своей жизни, буйно выражая радость, Родька кричит: «Эх, жизнь собачья!»
Казалось бы, чего Родьке, Родиону Костыре, так уж горевать: есть у него отец, есть мать. Но в том-то и дело, что мальчик не чувствует себя счастливым. Отец — человек добрый, в прошлом неплохой наездник — совсем спился, «жучкует» на ипподроме во время скачек, стал «жуликом» и «выпивохой», как говорят о нем Родьке даже дворовые ребята. Мать любит мальчика, но болезнь и работа не дают ей возможности уделять ребенку достаточно внимания. Для матери он «обуза, бремя тяжкое», для отца — «хомут на шее». Так и стал Родион, тихий, ласковый ребенок, скрытным и замкнутым, и уже не Родинкой называют его, как раньше, и даже не Родькой, а Редькой. «Редькой» он стал не только для окружающих, но и для отца с матерью.
Фильм «Хомут для Маркиза» обильно населен взрослыми. Мир детства здесь совсем утратил прежнюю замкнутость на себе, характерную для многих фрэзовских фильмов («Первоклассница», «Чудак из пятого «Б», «Я вас любил…»). Активное вторжение взрослых внесло в фильм иную эмоциональную атмосферу, изменило даже его жанровую природу. «Хомут для Маркиза» — драма, а не привычная для режиссера лирическая комедия — убедительно показывает, что жизнь Родьки полна драматизма, множества утрат, мнимых страхов и настоящих опасностей именно из- за взрослых. И потому им Родька просто не верит.
В свои десять лет он уже успел приобрести немалый и горький опыт, потому что жизнь повернулась к нему отнюдь не прекрасной своей стороной. Ребенок видит, что взрослые безбожно воруют. Отец, например, обворовывает Маркиза, продавая часть положенной ему меры овса на сторону. «Даже мерина старого обкрадывают. Ну, народ», — возмущенно говорит Родька. Знакомый повар, окончивший строительный институт, тащит с работы домой продукты «и в руках, и под мышками, и в зубах», как восхищенно-иронически замечает Родькин отец. Видя всю в золотых перстнях и кольцах руку продавщицы пивного ларька, которая торгует отнюдь не только пивом, — «докторши», «целительницы» для таких пьяниц, как отец Родьки, — мальчик прекрасно понимает, откуда появились у нее эти дорогие украшения.
