Николай Чуковский - Беринг
Уцелевшие участники плаванья на «Петре» и «Павле» недолго оставались на Камчатке. Одни стремились поскорее повидать своих жён и детей, другие хотели служить в каком-нибудь более заметном месте, чтобы быть на виду у начальства и скорее получить повышение, третьи просто мечтали побывать в родных местах. Все одинаково устали, одинаково соскучились по мирной спокойной жизни и с первой же возможностью поспешили в Охотск, а оттуда в Россию. Сохранилось письмо Чирикова к одному влиятельному лицу в Петербург, в котором Чириков просит, чтобы его взяли «в Петербург, дабы я в здешних дальностях вовсе покинут не был, в которых уже многое время прожил во всяких прискорбностях и недовольствах и дабы я не был отдан в настоящей отдалённости в команду и в руки крайнему моему неприятелю капитану Шпанбергу».
Один неутомимый Штеллер не хотел возвращаться. Он построил себе в Петропавловске избу и прожил в ней два года, занимаясь охотой, собиранием растений, черчением карт, изучением обычаев и языка камчадалов. Дикая нелюдимая жизнь была ему по душе.
В Петропавловске жил казачий атаман по фамилии Хметевский, забулдыга и пьяница. Этому Хметевскому было поручено собирать налог с камчадалов. Он нещадно разорял всю страну, брал взятки и прокучивал свои доходы. Камчадалы постоянно «бунтовали», то есть попросту разбегались, не желая платить налогов. Хметевский ловил их и запирал. И вот однажды Штеллер самовольно выпустил на свободу двенадцать арестованных камчадалов. Хметевский попытался воспрепятствовать этому, но Штеллер избил его.
Никаких подробностей этого дела мы не знаем. Неизвестно, что заставило Штеллера так поступить — чувство ли справедливости, или сострадание к несчастным камчадалам, или просто вражда к Хметевскому, с которым он давно уже, как и со многими другими, был в ссоре. У нас нет никаких данных для суждения. Но поступок этот имел для него роковые последствия.
Хметевский написал на Штеллера донос в сенат, в котором изобразил его бунтовщиком, освобождающим государственных преступников. Штеллер узнал об этом доносе и написал в сенат донос на Хметевского, изобличая его во взяточничестве и казнокрадстве.
Но почта из Петропавловска в Петербург в те времена шла не менее года. И сенатского ответа можно было ждать не скоро.
К лету 1744 года у Штеллера накопилось столько коллекций и записей, что он решил везти их в Петербург и опубликовать. 3 августа он сел на корабль и поплыл в Охотск. Весной 1745 года он прибыл в Якутск, а осенью был в Иркутске.
Между тем курьеры, звеня колокольцами, переправляясь на плотах через необозримые реки, загоняя казённых лошадей, примчались в Петербург, привезя доносы — Штеллера на Хметевского и Хметевского на Штеллера. Сенаторы к доносам привыкли и не стали себя утруждать разбором. Они разослали по всем сибирским городам предписание, что куда бы ни явились Штеллер и Хметевский, их немедленно схватить и отправить в Иркутск в тамошнюю канцелярию для допроса.
Штеллер приехал в Иркутск как раз в тот день, когда там было получено это распоряжение сената. Его арестовали и отвели на допрос.
К счастью, до Иркутска дошли уже слухи, что участники Беринговой экспедиции в Петербурге были обласканы и что Чирикова милостиво приняла императрица. И Иркутская канцелярия обошлась со Штеллером мягко. Штеллер был отпущен и не спеша поехал в Петербург, а в сенат поскакал нарочный с письмом из Иркутска, в котором говорилось, что Иркутская канцелярия, допросив адъюнкта Академии наук Георга Штеллера, нашла его ни в чём не виновным.
Весной 1746 года Штеллер добрался до Соликамска, маленького городка на Северном Урале. Штеллер вёз с собой семена некоторых камчатских растений — он захватил их, потому что считал полезным распространить эти растения в России. Ему казалось, что климат Северного Урала близок к камчатскому, и он задумал именно здесь осуществить свой опыт. Он решил остановиться в Соликамске на всё лето, посеять семена и проследить за их всходами.
Но в Соликамске совсем недавно было получено постановление сената, что если в городе появится Штеллер, его надо немедленно схватить и отправить под конвоем в Иркутск. Соликамская полиция не знала, что он уже был в Иркутске и оправдался. И через несколько дней после приезда Штеллер был арестован. Ему объявили, что его повезут в Иркутск.
Однако Штеллеру не хотелось девять месяцев мчаться назад по дороге, которую он только что проехал. От Соликамска до Иркутска четыре тысячи вёрст. Он поднял деревянную скамейку и ударил полицейского офицера, пришедшего его арестовать.
Штеллера избили, заковали в кандалы, бросили в телегу и повезли. Он не унимался и в дороге. После нескольких неудачных попыток избить ямщика он однажды ночью, когда конвой распряг лошадь, вскочил на неё и умчался. Но ноги его были скованы кандалами, и он не мог как следует сидеть верхом. Лошадь сбросила его и ускакала.
Конвоиры нашли Штеллера в овраге с израненной головой, почти без чувств. Конвойный офицер рассердился. Он раздел Штеллера, привязал к телеге, достал вожжу и стал бить. Затем передал вожжу солдату. Со спины Штеллера содрали всю кожу. Солдат продолжал стегать по кровавому голому мясу, пока истязуемый не лишился сознания. Тогда офицер обернул раны адъюнкта Академии наук рогожей, бросил его в телегу и помчался дальше.
Прошло лето. А ранней осенью в Соликамск из Петербурга привезли известие, что Штеллер ещё год тому назад был оправдан Иркутской канцелярией. Соликамские власти перепугались. Они вспомнили, что, Штеллер грозил жаловаться, и почувствовали недоброе. По иркутской дороге послали верхового курьера, которому приказано было догнать и вернуть Штеллера.
Штеллера освободили на берегу Иртыша. Он нанял бричку и помчался назад. Он должен был заехать в Соликамск, потому что там остались все его записки и коллекции, относящиеся к путешествию Беринга в Америку.
Штеллер был тяжело болен. Его могучее здоровье, вынесшее и долгие скитания по бурному океану, и голод, и жажду, и девятимесячную жизнь на необитаемом острове, не выдержало побоев конвойного офицера. Раны на спине не заживали, каждый день горлом шла кровь, и, наконец, не доезжая Тюмени, Штеллер умер в своей повозке.
И Беринг и Штеллер погибли. Через два года умер в Петербурге и Чириков. Но подвиг, совершённый ими в тяжелейших условиях во имя науки, навсегда останется в памяти людей. Только после их плаванья человечеству стали, наконец, ясны очертания главнейших земных материков и океанов. Идею Лейбница, так взволновавшую Петра, они довели до конца.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В. БЕРИНГА
