Павел Лосев - На берегу великой реки
Так и есть! Вот еще боровичок! Совсем молоденький, похожий на вырезанную из дерева куклу-матрешку.
До чего же славно вокруг! Неутомимо вели свой концерт музыканты-кузнечики. Живительной прохладой веяло в густой тени. Выйдешь на поляну – и будто в роскошный дворец попадешь. Все сияет на солнце: и березка, нежно склоняющая свои сережки, и осинки с трепещущими листьями, и елка с зелеными шишками.
Коля поднял с земли сухую продолговатую палку. С ней удобнее: то гнилой пенек сковырнешь, то шуршащий белоус на кочке раздвинешь – не прячется ли там боровичок? Вот у муравейника нахально красуется рябой мухомор. Взмах палки – и голова мухомора летит в кусты.
Прескверный гриб – мухомор! Но около него всегда боровички ютятся. Что за непонятная дружба? Ведь и общего-то ничего между ними нет.
Грибов попадалось все больше и больше. Серые, с тонкими шероховатыми ножками подберезовики, влажные и клейкие, будто обильно смазанные чем-то маслята с белыми воротничками под шляпкой, красивые, но ломкие сыроежки. Иногда Коля подхватывал на ходу, между делом, горсточку желтых лисичек. Это очень вкусные грибы, особенно со сметаной, но чересчур уж они невзрачны, мелки.
В лесу снова зааукались. Голоса раздавались совсем рядом. В солнечных просветах берез мелькнула бывшая когда-то голубой, а теперь неопределенно-серого цвета рубашка Кузяхи. Он вышел на поляну, еле таща большую корзину, доверху наполненную грибами.
– А-а! Братцы-ярославцы, первые красавцы! – весело загорланил Кузяха. – Кто в лес, а мы из лесу, у кого пусто, а у нас густо!
– Чего зря бахвалишься? – недовольно сдвинул брови Коля. – И мы не с пустым.
Кузяха заглянул в лукошко.
– Я такие даже не трогал, – надменно фыркнул он, ставя свою корзину на траву. – У меня одни боровички. Как на подбор. Ни у кого таких нет!
– А это что – боровик? – порывшись в корзине Кузяхи, спросил Коля и показал зеленоватый, неопрятный гриб. – Козляк!
Самый настоящий поганый козляк. Кузяха смутился, не знал как и оправдаться.
Из-за деревьев выполз, как жук, Савоська в черной рубахе и черном картузе. Он молча показал Коле свою корзину. Ничего, подходяще! Грибы, как на подбор, один к одному.
А это кто пыхтит за кустами? Эге! Митька Обжора. Наклоняясь, он с жадностью, глотал алые ягоды костяники с твердыми косточками. Корзина у него висела на плече. И ясно, что пустая.
На поляне замелькали лохматые головы с белыми, выцветшими на солнце волосами. Усевшись на траве, ребята высыпали грибы перед собой и начали перебирать их, похваляясь удачной добычей. Только Митьке нечего показать – всего две старые сыроежки нашел.
Коля не садится – ему больно. Но не это беспокоит его. Он боится, что ребята спросят его. Знают ли они что-нибудь? Может, слышали?
Но скоро его опасения рассеялись.
– Вот тебе и яблочки! Ух, и драпака мы дали, – почесывая за пазухой, сказал Савоська. – А вдруг бы он собак на нас выпустил, как тихменевский барин?
– Ты, Никола, тоже небось струхнул? – спросил Кузяха. – Только чего тебе бояться? Тебя не тронут. Это только нашему брату завсегда попадает.
Как ответить Кузяхе? Может, задрать рубашку да показать спину? Э, нет! Самолюбие победило. Коля что-то промычал, потом начал кашлять.
– А я, ребята, ухватил все же яблочков, – хвалился Савоська.
– Эх, а у меня всего одно осталось. И то червивое, – сожалел Кузяха. – Все повыбрасывал…
Но вот грибы разобраны и аккуратно уложены. В корзинах стало просторнее. Еще не один гриб поместится.
– Хочешь, я тебе помогать буду? – забыв, что Коля недавно смеялся над его козляком, предложил Кузяха. – У меня глаз наметанный. Чуть гляну – все грибы передо мной.
– Зачем? – возразил Коля. – Мы сами наберем. Не маленькие!
– Ты мне помоги! – послышался плаксивый голос Митьки. – У меня мало.
– Еще чего! – сердито откликнулся Кузяха. – Проваливай, брат. Я лучше Савоське отдам. У него матка болеет.
Митька обиженно засопел носом:
– А я тятьке скажу. Ты яблоки у барина воровал…
Эх, задать бы этому Митьке хорошую трепку! Но рук не хочется пачкать. И Кузяха только погрозил ему кулаком:
– Скажи, попробуй! Узнаешь у меня, почем фунт изюму!
Шумная ватага с криком и смехом покинула поляну.
Через полчаса лукошки полным-полны.
Ребята и Митьку пожалели: насовали ему в корзину доверху грибов. Пускай только не хнычет.
Вышли на широкий луг. По краям его приветливо качали своими головками ромашки. Словно здоровались с ребятами. Задорно поднимали кверху головы-щеточки высокие стебли тимофеевки.
Вдали паслось стадо. Коровы на удивление были похожи одна на другую. Чуть не все они черные с белыми мордами. А вокруг глаз – черные круги, как большие очки.
– Пошли, ребята, к Алеше, – предложил Коля. – Ему, наверно, скучно без нас.
Всей оравой двинулись на пастбище. Встречай, Алеха, друзей, рассказывай, как живешь-можешь! А он словно еще меньше стал. Загорелое лицо его совсем с кулачок. Он босиком, в пестрой рубашке без пояса. На голове изрядно потрепанная войлочная шляпа с узкими полями. За спиной – длинный, извивающийся, как змея, кнут.
Дед Селифонт сладко храпел под кустом, подняв к небу седую, похожую на льняное повесмо[8] бороду. Алеша – полновластный хозяин стада. Он шумно щелкал кнутом и деловито, явно подражая Селифонту, покрикивал:
– Куда? Куда попорола? Я те, глазастая!
Ребята уселись поодаль от спящего Селифонта.
– Дай мне кнутика, Алеха, – попросил Савоська, – я попасу малость, а ты посиди спокойненько.
В душе Алеша рад такому соблазнительному предложению. Кнут донельзя надоел ему, как вот эти, гудящие над стадом, назойливые, больно жалящие слепни. Но надо же немного поартачиться.
– Не могу! – приняв важный вид, отвечал он. – Кто за стадо в ответе? Я! А потом, неровен час, ты еще глаз себе кнутом выхлестнешь. Отвечай тогда за тебя.
– Это я-то себе глаз выхлестну? – возмутился Савоська. – Да я так хлопну, что тебе ни в жизнь. Хочешь покажу?
Взяв кнут, Савоська вытянул его во всю длину, занес правую руку назад и сделал решительный рывок. Точно выстрел, прозвучал удар кнута. Даже Селифонт дернулся во сне бородой и забормотал что-то невнятное. Вот так Савоська! Не зря, выходит, похвалился. Алеше, конечно, так не щелкнуть. Силенки не хватит.
Лушка сплела венок из ромашек, примерила себе на голову – в самый раз!
– Может, тебе его, Алешенька, подарить? – лукаво спросила она.
– Зачем мне? Я не девчонка, – смутился Алеша.
Отчаянно хохоча, Лушка кружилась вокруг Алеши. Сорвав с него шляпу, она набросила на него свой венок. Голова у мальчугана маленькая – венок повис на шее. Алеша не снял его: пусть Лушка позабавится. Что с нее взять – девчонка!
