Анна Цомакион - Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии
Перейдя итальянскую границу, волонтеры положили оружие и сдались войскам Виктора Эммануила. Гарибальди отправился было на Капреру, но был арестован на небольшой станции в двух часах пути от Флоренции. Напрасно генерал протестовал, против ареста, называл его незаконным действием со стороны властей и требовал, чтобы ему показали формальный приказ о задержании. Лейтенант Камоцци, получивший приказ арестовать его, не сдавался ни на какие доводы. Когда же Гарибальди наотрез отказался следовать за ним, его повалили на землю и на руках отнесли в вагон. Бывший диктатор был отвезен в Специю, а оттуда в крепость Вариньяно. Несмотря на все старания полиции скрыть от жителей Специи приезд Гарибальди, весть эта быстро распространилась по городу. Как только прибыл поезд, привезший народного героя, громадная толпа, несмотря на позднее время, хлынула на вокзал. Многочисленная стража, окружавшая генерала, не могла справиться с ее напором. Мигом были выпряжены лошади из экипажа, предназначенного для Гарибальди, и вместо того, чтобы отправиться в холодные, неуютные стены Вариньяно, он среди громких “evviva!” был привезен в лучшую гостиницу города, где его ожидал роскошный ужин и прекрасная постель. После короткого отдыха, опасаясь дальнейших демонстраций со стороны народа, провожавшие генерала офицеры препроводили его в Вариньяно. Арест Гарибальди вызвал волнения и демонстрацию во всех больших городах Италии; в Милане вспыхнуло серьезное восстание, которое пришлось подавить войсками, причем произошло сильное кровопролитие. Даже Париж откликнулся на это событие; там произошла демонстрация над могилами Манина и Кавеньяка; после многократных требований со стороны правительства разойтись и многочисленных арестов толпа разбрелась с криками: “Да здравствует Гарибальди, да здравствует мир! Не надо вмешательства!”
Гарибальди продержали в крепости до 25 ноября. Получив свободу, он вернулся на Капреру и снова отдался своим мирным сельским занятиям и литературной работе. С этих пор народный герой уже не делал новых попыток к захвату Рима. Он как бы разуверился в возможности осуществить желания своей партии без содействия правительства Виктора Эммануила и к дальнейшим начинаниям патриотов относился скептически, называя их “мадзинистскими мальчишескими выходками”. Получив позволение вернуться на Капреру лишь с условием не покидать острова до марта 1868 года, Гарибальди превзошел всякие ожидания правительства и до 1870 года не являлся на континент. Из мирного уединения вызвали его события франко-прусской войны. Как только разнеслась весть о неудачах французов, Гарибальди со всех сторон стали осаждать предложения воспользоваться затруднительными обстоятельствами, в которых находилась Франция, для осуществления желаний итальянских патриотов. Ему предлагали вновь овладеть его родиной, Ниццей, и сделать новую попытку занять Рим. Но ни тот, ни другой план не соблазнял теперь Гарибальди. Одна из главных французских армий была разбита при Верте и Гравелотте, другая уничтожена под Седаном, Наполеон взят в плен, династия его пала, в стране провозглашена республика, Париж осажден немцами. Со дня на день можно было ожидать сдачи столицы, молодой республике грозила гибель. Гарибальди решил явиться на помощь Франции. Он написал письмо, в котором предлагал свои услуги правительству национальной обороны, находившемуся в то время в Туре. На письмо его не последовало ответа. Но французский генерал Бор дон, участвовавший в “экспедиции тысячи”, горячий поклонник Гарибальди, обратился к Кремье с просьбою принять услуги итальянского генерала. Уклончивый ответ Кремье, в то время хранителя печати “Национальной обороны”, был понят в смысле благоприятном для предложения Гарибальди. Состарившийся и больной генерал немедленно поспешил в Тур. В чистоте своего великодушного сердца он ожидал, что Франция примет его с распростертыми объятиями как освободителя. Встреча со стороны народа была действительно отмечена тем энтузиазмом, к которому так привык Гарибальди; но не таков был прием, ожидавший его в Туре со стороны правительства национальной обороны. Гамбетта, только что совершивший свое знаменитое воздушное путешествие, недоумевая, как ему быть с непрошеным гостем, не желая в то же время ни под каким видом отдать под его начальство кого-либо из французских генералов, предложил ему предводительство двумя-тремя сотнями волонтеров, которых не знали куда девать. Когда же обиженный генерал заявил о своем намерении немедленно оставить Францию, ему предоставили начальство над всеми волонтерами вогезской армии. Страдая от старых ран, лишавших его возможности двигаться иначе, как в портшезе, давая таким образом распоряжения во время битв, во главе нескольких тысяч плохо вооруженных волонтеров, имея такого сильного противника, как пруссаки, Гарибальди более чем когда-либо обнаружил теперь свой замечательный талант полководца. Он успешно сражался при Отене, Шатильоне, Боне, разбил наголову при Дижоне 61-й прусский полк и взял город. Но победы его, столь блестяще доказавшие еще раз его стратегические способности, носили характер частных удач, не имевших последствий, благодаря неумелости начальника вогезской армии, генерала Бурбаки. Впоследствии, когда враги Гарибальди старались своими инсинуациями затмить славу героя, Виктор Гюго бросил в лицо клеветникам следующие слова: “Гарибальди единственный из наших генералов, который не был побит”. Французская нация выразила итальянскому герою свою благодарность, выбрав его представителем от четырех департаментов.
13 февраля происходило заседание национального собрания в Бордо. В начале заседания президент прочел собранию следующее письмо Гарибальди: “Как последний долг перед французской республикой я принес мое голосование, которое и вручаю вам. Я отказываюсь от своего депутатского полномочия”. Отказ этот объяснялся обидой, нанесенною герою при проверке выборов; выбор его был аннулирован как неправильное избрание иностранца, не имевшего гражданства законным порядком.
Едва было окончено чтение письма, как Гарибальди вошел в зал. Все взоры обратились к нему. Его совсем седая борода и мертвенно-бледное лицо придавали ему вид воина, уже приближающегося к могиле. Генерал просил слова, желая объяснить, почему он отказывается от полномочия, данного ему избирателями четырех департаментов. Покрыв голову своей papalma, чем-то вроде шапочки, которую он имел обыкновение носить, Гарибальди появился на трибуне. Его встретил взрыв рукоплескании из лож, занятых публикой, между тем как члены собрания вскочили, дрожа от гнева. В зале поднялся невообразимый шум и крик; со всех сторон стали сыпаться перекрестные бешеные запросы и оскорбления.
