Стейси Шифф - Клеопатра
В то время Рим только начинал усваивать заимствованное на Востоке искусство градостроительства. Оказавшись в городе, вы напрасно искали бы знакомые виды: Колизей, «образец амфитеатров», еще не построили. Не было ни Пантеона, ни термов Каракаллы. Единственным достойным внимания зданием был театр Помпея; его очертания вдохновили Цезаря на создание Форума, вскоре затмившего своего предшественника. Рим еще оставался провинциальным, но все острее ощущал недовольство таким положением. Культуру, искусство и представления о прекрасном по-прежнему импортировали из Греции; если вы нуждались в толковом секретаре, лекаре, укротителе зверей или ювелире, вам надлежало искать грека. Тому, кому понадобилась редкая рукопись, была прямая дорога в Александрию. В Риме приличных списков было не найти. Такое положение взрастило в горожанах комплекс неполноценности и поневоле заставило их мечтать о превосходстве. И как всякая грезящая о превосходстве нация, они тотчас же принялись поносить и принижать идеал, к которому стремились. Пирамиды — настоящее чудо инженерного искусства древности, возведенное посреди пустыни при помощи примитивных инструментов и несовершенных расчетов — объявили «глупым и недостойным знаком царской спеси». Показное презрение к изнеженным египтянам помогало римлянам бороться с завистью. Римский гражданин противостоял египетским излишествам и сумасбродствам со стойкостью Марка Твена, не желавшего слушать пение сирены Европы. Оказавшись лицом к лицу с более развитой цивилизацией, римлянин спешил объявить все ее достижения признаками упадка или варварства и спрятаться за острыми гранями и прямыми углами родного языка, с неохотой — морщась и фыркая — признав за греческим некоторую гибкость и благозвучность. Прямодушным и бесхитростным людям пристало разговаривать на латыни. Увы, в ней не было слова «нестяжательство», но, к счастью, нашлось место для словосочетаний «золотая посуда» и «египетская роспись по стеклу».
После походов Цезаря и его возвышения греческая культура все прочнее укоренялась на Апеннинском полуострове. Во многом это произошло благодаря Клеопатре. Помпей привез в Рим черное дерево. Позже в нем появились мирра и корица, имбирь и перец. Богачи стали украшать двери своих домов колоннами, и вот в Риме появился первый дом с мраморным фасадом. Прошло совсем немного времени, и таких домов были уже сотни. Римляне узнали толк в изысканной кухне, теперь на их столы подавали рыбу тюрбо, аистов и павлинов. Во время визита Клеопатры в городе разгорелся жаркий спор о преимуществах креветок над африканскими улитками. С появлением царицы Рим стал меняться на глазах. Горожане научились предаваться изысканным развлечениям и красть льняные салфетки. Поскольку латинская литература находилась в зачаточном состоянии, римляне заинтересовались греческой, а распробовав, объявили ее — оцените изящество метафоры — прекрасной вазой, полной ядовитых змей. Красоту тоги — полотнища из грубой шерсти, неудобного и нефункционального, — как и красоту латинского языка, составляли добровольные ограничения. Перед своим триумфом Цезарь распорядился натянуть над всей Виа-Сакра вплоть до Капитолийского холма шелковые навесы. Это александрийское изобретение немедленно объявили «варварской роскошью».
Азиатская роскошь пугала римлян, они видели в ней путь к упадку и гибели цивилизации.
Чтобы пресечь недовольство, Цезарь решился вернуть к жизни пребывавшие в забвении законы против роскоши и взялся за дело с рвением истинного сибарита, первого римлянина, который стал предлагать гостям выбор из четырех сортов вин. Его агенты конфисковывали у торговцев деликатесы, забирали у горожан дорогую посуду и закуски. Вне закона оказались паланкины, алые одежды, жемчуг. Любому жителю Александрии, тогдашней законодательницы мод, запрет на роскошь был попросту смешон. Женщина, вовремя догадавшаяся объявить праздничный пир заурядным ужином, несомненно, умела подбирать наряд к случаю. В Риме Клеопатре пришлось пересмотреть свой гардероб. Почтенные матроны носили белое, александрийки предпочитали яркие цвета. Женщина, привыкшая находить общий язык с любым собеседником, знала, как выказать отношение к приему, не годящемуся в подметки пирам в ее родном городе, не выходя за рамки благопристойности. Как показывает история человечества, роскошь можно запретить, но нельзя отменить; нововведение Цезаря понравилось далеко не всем. Цицерону стоило немалых усилий отказаться от павлинов, гигантских устриц и морского угря (у павлина жесткое мясо, но не в этом дело). Устрицы и угорь, жаловался оратор, были куда милосерднее к его пищеварительной системе, чем репа.
Мы не знаем, что думала Клеопатра о римском ханжестве. Зато нам хорошо известно, что эти ханжи думали о ней. Роль женщины в тамошнем обществе была ничтожна (для мужчины не придумали хуже оскорбления, чем назвать его женственным). Хорошая по римским меркам женщина должна была держаться в тени, а царица ни за что не удовлетворилась бы такой ролью. В Александрии Клеопатре постоянно приходилось думать о том, как преподнести себя публике. В Риме ей надлежало держаться как можно скромнее. У римлянок не было не только гражданских прав, но и собственных имен. У Цезаря были две сестры, обе звались Юлиями. В публичных местах римским женщинам полагалось молчать, потупив взор. Их не приглашали на приемы. Они не участвовали в интеллектуальной жизни, не занимались искусством и очень редко становились его объектами. В отличие от римских, на египетских настенных росписях постоянно появляются женщины: простые труженицы, торговки, ловцы птиц, жрицы, властительницы.
Римские законы не распространялись на иноземных правителей, но Клеопатра не могла вовсе их игнорировать[31]. Чтобы женщинам не лезли в голову всякие глупости, они должны были трудиться, не разгибая спины (Ювенал вывел вечную формулу жизни домашней хозяйки: «Много работы, мало сна, грубые руки»). У разлучницы Клеопатры, которую немного поспешно отождествили с Венерой, нашлось немало качеств, способных привести в восторг римское общество: женщина, иностранка, восточная царица в городе, который по инерции считал себя республикой, сокрушившей тиранию, земное воплощение подозрительной богини Исиды, храмы которой сделались излюбленным местом для любовных свиданий. Клеопатра спутала римлянам все карты. Ее репутацию нельзя назвать безупречной даже по современным меркам. Быть возлюбленной римского диктатора оказалось недостаточно, чтобы завоевать любовь Рима. Царица могла вести себя как угодно — а вела она себя по большей части осторожно и выдержанно, — но это не имело никакого значения. Клеопатра нарушала все возможные правила самим фактом своего существования. Царица в своей стране, для римлян она была обычной куртизанкой. Хуже того: куртизанкой со средствами. Даже не имея возможности распоряжаться своим имуществом как заблагорассудится, Клеопатра все равно была богаче любого жителя Рима.
