Владимир Фёдоров - В поисках оружия
Еще в конце восьмидесятых годов прошлого столетия появились две любопытные книжки члена-корреспондента Артиллерийского комитета полковника Волоцкого: "Мысли о боевой стрельбе из ручного оружия" и "Ружейный огонь в бою - опыт обработки боевых наблюдений". Их автор пришел к заключению, что в бою на стрелка так действует окружающая обстановка, что о правильном прицеливании или об установке прицела не может быть и речи. Выстрелы ведутся под одним и тем же углом, который определяется тем, как удобнее бойцу держать ружье.
"Потрясенный боем человек, - писал Волоцкий, - утрачивает почти всякую способность управлять своим ружьем. Только исключительные стрелки - люди беззаветной храбрости, огромной силы воли - в состоянии проделать страшно трудный в боевой атмосфере прием прицеливания. Вся остальная масса стреляющих выпускает лишь выстрелы, совершенно не заботясь о прицеливании и о постановке прицела. Ружье вскидывается в плечо, укрепляется в наиболее удобном положении и немедленно дергается за спуск. Потребность принимать наиболее удобное положение и держать вещь наивыгоднейшим образом относится к разряду потребностей инстинктивных, с особенной силой выступающих тогда, когда сознание и воля подавлены..."
Такому удобному положению приклада в плече, по заключению Волоцкого, отвечает угол прицеливания около 4°, который, конечно, несколько меняется в зависимости от скоса приклада; на дистанциях, соответствующих этому углу прицеливания, и происходят наибольшие поражения.
Опыт русско-японской войны дал также немало подобных фактов. Очень часто при переходе от одной стрелковой позиции к следующей бойцы не переставляли прицела на другую дистанцию, несмотря на команду офицеров. Такие же случаи были и в японской армии. Однажды под Мукденом один из восточносибирских полков отбил неприятельскую атаку. От убитых и раненых японцев были собраны винтовки. У большинства винтовок прицелы были поставлены на 2 тысячи метров, несмотря на то что японцы при сближении вели огонь с 200-300 метров.
Однако нельзя было согласиться с полковником Волоцким в одном. Не только "люди беззаветной храбрости и силы воли" способны правильно обращаться с оружием в боевой обстановке. Систематическое военное воспитание и хорошая выучка, которые бойцы должны получать еще в мирное время, вырабатывают у них твердые, незабываемые навыки позволяющие почти автоматически выполнять правила стрельбы в любых условиях. Боевой опыт дает этому немало подтверждений.
Пользуясь представлявшимися мне случаями, я нередко осматривал на передовых постановку прицела. В старых кадровых, хорошо обученных частях стрельба всегда велась правильно. Не то было с новыми пополнениями, брошенными на фронт почти без всякой выучки. Зимой такие войска попадали в примитивные окопы. В мерзлом грунте трудно было соорудить хорошие укрытия для стрелков. Поэтому часто, невзирая на команду, они не устанавливали прицелов и вели беспорядочную пальбу.
Летом после долгого затишья, когда было время построить хорошие окопы и подучить в самих полках прибывающие пополнения, картина была уже другая. Окопы теперь рыли глубокие. Козырьки из бревен с насыпанной на них землей предохраняли людей и от шрапнельного огня. Вместо узких ложбинок для винтовок были сделаны бойницы со стенками из кольев или мешков с песком. Всюду я видел дощечки с надписями, на которых указывались проверенные стрельбой расстояния до хорошо заметных предметов на местности. Такие окопы надежно укрывали стрелка. Боевой опыт делал его более выдержанным. Все это способствовало более спокойному прицеливанию и позволяло солдатам устанавливать прицел точно по команде.
Война
школа для оружейника
Хорошо сознавая, какой громадный опыт дает война нам, инженерам-оружейникам, я периодически доносил Артиллерийскому комитету обо всех вопросах, с которыми сталкивался на фронте и которые, по моему мнению, могли принести пользу будущим работам по совершенствованию оружия.
Я указывал, что после войны придется осуществить массовую замену изношенных винтовок, а фактически провести новое перевооружение. Таким образом, возникала необходимость иметь к концу войны готовый образец для перевооружения.
Мысль об автоматической винтовке, по моему мнению, надо было пока оставить. Ни одна из систем автоматических винтовок не была еще в такой стадии, чтобы ее можно было принять к концу войны как готовый образец. А конец войны мы все еще продолжали считать недалеким. При этих условиях мне казалось достаточным внести некоторые улучшения в существующую уже трехлинейную винтовку. С другой стороны, на фронте я хорошо ознакомился с условиями боевой службы оружия, насмотревшись на занесенные снегом и засыпанные песком винтовки. Для меня теперь приобрели совсем иной смысл известные всем требования к оружию - его простота и прочность. "Слишком много надо еще поработать с автоматическими винтовками, - писал я в Оружейный отдел, - чтобы получить простую и прочную винтовку, обеспеченную безотказностью действия".
Десять лет трудился я над созданием автоматического оружия. И приходить к такому заключению мне было, вероятно, трудней, чем кому-либо. Но надо было смотреть правде в глаза. Лишь простота и прочность нашей трехлинейной винтовки позволяли исправлять ее в армейских починочных мастерских после того ужасного состояния, в котором она прибывала с полей сражения.
Исправление автоматических винтовок непосредственно на фронте было бы или вовсе невозможно, или же затянулось бы на весьма большие сроки.
Поэтому я и предлагал для будущего перевооружения армии разработать улучшенный образец трехлинейной винтовки, устранив ее некоторые недостатки, которые выявились в ходе войны. Прежде всего, по моему мнению, необходимо было установить один тип винтовки взамен существующих трех: пехотной, драгунской и казачьей. Это различие в военное время не имеет ровным счетом никакого значения. Что такое уменьшение начальной скорости пули на несколько десятков метров в секунду для драгунской винтовки, имеющей более короткий ствол по сравнению с пехотной! А между тем облегчение ее хотя бы на полфунта и более выгодное расположение центра тяжести представляют уже довольно ощутимое преимущество.
Я предлагал также заменить граненый штык клинковым, принять новый секторный прицел, упрочнить ствольную накладку, заменить кольца, упрочнить закрепление шомпола, использовать новую обойму с пластинчатой пружиной и т. д.
Осмотр винтовок в боевых условиях заставил меня изменить взгляды на некоторые давно известные истины в оружейном деле. Так случилось, например, с.австрийскими винтовками системы Манлихера. В свое время, основываясь на чисто теоретических рассуждениях, мы считали, что у этой винтовки есть весьма существенный недостаток: в ее магазине имеется открытое окно, через которое в подающий механизм могут попасть пыль и грязь. Во всех учебниках ручного оружия, а также и в моем курсе этот недостаток австрийской винтовки особенно подчеркивался. На экзаменах в Михайловском артиллерийском училище я самым серьезным образом спрашивал о нем юнкеров и сбавлял балл за незнание. А между тем, сравнивая в окопах русские и австрийские винтовки, я пришел как раз к обратному выводу. Пыль и грязь, попадавшие во время заряжания в магазин русской винтовки, скоплялись там, так как им не было выхода. А в австрийской - именно благодаря окну - пыль и грязь вываливались наружу. Наш же магазин при сравнительно редкой чистке оказывался вместилищем всякого сора.
