Юрий Безелянский - 99 имен Серебряного века
Гиляровский неутомимо писал почти во все дореволюционные издания — в «Русские ведомости», «Россию», «Русское слово», в «Журнал спорта» и другие. Репортажи, очерки, рассказы, стихи. Уже после революции вышли его мемуарные книги «Москва и москвичи» (1926), «Мои скитания» (1928), «Записки москвича» (1931), «Друзья и встречи» (1934). Гиляровскому было что и кого вспомнить. Он был знаком со Львом Толстым и Чеховым, Буниным и Горьким, Репиным и Куприным, Шаляпиным и Блоком, Брюсовым и Ермоловой и т. д. Все они охотно встречались с Гиляровским и дарили ему свою дружбу.
«В нем есть что-то ноздревское, беспокойное, шумливое, — писал о Гиляровском Антон Павлович Чехов, — но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нем совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам».
К тому же Гиляровский был и остроумцем. По поводу первой постановки пьесы Толстого «Власть тьмы» он сочинил экспромт:
В России две напасти:
Внизу — власть тьмы,
А наверху — тьма власти.
Гиляровский прожил большую жизнь, до 82 лет, и оставил о себе добрую память и множество различных легенд.
ГИППИУС
Зинаида Николаевна,
один из псевдонимов —
Антон Крайний
8(20).XI.1869, Белев Тульской губернии — 9.IX.1945, Париж
Расхожее мнение, сформулированное Оскаром Уайльдом, что женщина — это декоративный пол, во всем блеске опровергла Зинаида Гиппиус. Да, она была красива, но ее красота дополнялась умом. «Зинаидой прекрасной» называл ее Брюсов. А критик и публицист Петр Перцов так живописал Зинаиду Николаевну: «Высокая, стройная блондинка с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки, в очень шедшем к ней голубом платье, она бросалась в глаза своей наружностью. Эту наружность я назвал бы „боттичеллиевой“…» Но при этой «боттичеллистости» сердце у нее было, как игла, ум насмешливый и язвительный. С годами она поражала всех не только своей необычной внешностью, но и интеллектуальным блеском, аналитическим подходом к жизни.
Разумеется, на первых порах она много набралась у мужа, писателя и мыслителя Дмитрия Мережковского. Мережковский способствовал первой публикации Гиппиус — стихов, написанных под влиянием Надсона. Затем постепенно Зинаида Гиппиус обрела свой собственный голос. Ее стихи отличались внутренней борьбой, некоторым демонизмом и холодно-страстной сдержанностью. И всегда, как отмечал Аким Волынский, слышался «тревожный крик треснувшего стекла».
О, пусть будет то, чего не бывает,
Никогда не бывает:
Мне бледное небо чудес обещает,
Оно обещает.
Но плачу без слез о неверном обете,
О неверном обете…
Мне нужно то, чего нет на свете.
Чего нет на свете.
Строка «мне нужно то, чего нет на свете» мгновенно стала крылатой, в ней бился главный нерв всего Серебряного века, всех поисков и метаний.
В 1904-м и 1910 годах в Москве вышли два «Собрания стихов» Гиппиус, утвердившие ее славу как декадентской поэтессы, тяготеющей к метафизическому типу мышления. Вместе с Мережковским и Розановым Гиппиус организовала «Религиозно-философские собрания», редактировала журнал «Новый путь» и выступала как авторитетный литературный критик под псевдонимом Антон Крайний. Что касается проповедуемых Гиппиус взглядов, то в конце одного века и в начале другого они колебались и менялись. Тут были и образы «снегового огня», и метафизические тупики («Не ведаю, восстать иль покориться,/ Нет смелости ни умереть, ни жить»), крайний индивидуализм и шарахание к «неохристианству», и еще многое другое. Зинаида Гиппиус изображала из себя то русалку, то сильфиду, то ведьму (целый карнавал масок), на что Владимир Соловьев отозвался сатирическими строчками в адрес Зинаиды Николаевны:
Я — молодая сатиресса,
Я — бес.
Я вся живу для интереса
Телес.
Таю под юбкою копыта
И хвост…
Посмотрит кто на них сердито —
Прохвост!..
К новациям Гиппиус и Мережковского следует отнести и идею «тройственного устроения мира»: «новый способ троебрачности», когда супруги приняли в семью «третьего» — критика и публициста Дмитрия Философова. Эта интеллектуально-амуреточная игра длилась не один год. Но все это, конечно, не главное в жизни Зинаиды Николаевны, а главное то, что в своей квартире в Петербурге, в «доме Мурузи», у Мережковских регулярно собирался весь петербургско-московский цвет общества — Брюсов, Белый, Сологуб, Розанов, Блок, Бердяев и многие другие. Встречались и обсуждали проблемы творчества и бытия символисты, религиозные философы, «петербургские мистики». Здесь вынашивались с горячим участием Гиппиус утопические проекты обновления жизни, сокращения разрыва между «мыслью» и «жизнью», поиск новых исторических форм жизнеустройства — общественных, бытовых, семейных, сексуальных. Короче, Зинаида Гиппиус в дореволюционный период вела напряженно-интенсивную салонно-творческую жизнь.
В ноябре 1917 года вся эта бурлящая литературная жизнь со спорами и поисками Истины, Добра и новой Гармонии разом рухнула, канула, исчезла. Вместо всего прежнего — мучительное выживание, страх попасть в подвалы ЧК, голод и холод. Октябрьскую революцию Гиппиус определила как «блудодейство», «неуважение к святыням», «разбой». И гневно писала в адрес большевиков:
Рабы, лгуны, тати ли —
Мне ненавистен всякий грех.
Но вас, Иуды, вас, предатели,
Я ненавижу больше всех.
Стихи Зинаиды Гиппиус того периода содрогались от боли и презрения к новой власти:
Как скользки улицы отвратные,
Какая стыдь!
Как в эти дни невероятные
Позорно жить!
Лежим, заплеваны и связаны,
По всем углам.
Плевки матросские размазаны
У нас по лбам.
Прежде надменная и насмешливо-остроумная, Гиппиус превратилась в женщину бешеного общественного темперамента, человека-экстрима. Она кричала, билась не за себя, а за Россию, за ее блестящую культуру, за вековые ценности, гневно возмущалась пассивностью и отстраненностью своих коллег. Вот один из таких «криков», напечатанных в третьем номере декабрьского журнала «Вечерний звон» в 1917 году:
«Наши русские современные писатели и художники, вообще всякие „искусники“, все — варвары. Варвары, как правило, а исключения лишь подтверждают правило. И чем они великолепнее кутаются в „европеизм“ — тем они подозрительнее. О, нахватавшись словечек и щеголяют, как баба Дулеба, напялившая платье от Дусе.
