Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
— Прежде всего, Сулико Ефремович, «батоно» — это общепринятое обращение у нас, грузин, а мы живем все-таки в Грузии. А, кроме того, мое имя в переводе с турецкого означает «Господин Нур»; «бей» — это то же самое, что «батоно» по-грузински — «господин». Я и хотел, чтобы они называли меня моим именем, но на грузинский манер, — я смотрел на директора честными наивными глазами.
— Чем ты писал цифры у них на лбу? — уже спокойно и даже с интересом спросил он.
— Да не писал я ничего, весь класс свидетель. Я шлепал их по лбу и называл цифру. А потом она уже сама появлялась у них на лбу. Я читал, что это может быть из-за внушения. Вот у Бехтерева…
— Тави даманебе («не морочь мне голову») со своим Бехтеревым, что я их родителям должен говорить?
— Правду, только правду, — поспешно ответил я, — что это бывает от внушения, просто у меня большие способности к внушению!
— Я это сам вижу! — почти весело сказал директор и добавил, — иди на урок и больше никому ничего не внушай!
Я вышел, а директор пригласил к себе столпившихся у дверей родителей. Думаю, что про Бехтерева они вспоминали не единожды …
А в действительности мне помогла химия. Купив в аптеке несколько ляписных карандашей — средства для прижигания бородавок — я их растолок и приготовил крепкий раствор. Этим-то раствором я незаметно смазывал печать — резиновую пластинку с наклеенными на нее матерчатыми цифрами. И прихлопывал моих оппонентов по лбу этой печатью. Ляпис «проявлялся» через несколько часов, вероятнее всего ночью; держались эти цифры, или вернее буквы, недели две. Так что, времени на то, чтобы познать свою принадлежность, у носителей этих знаков было предостаточно!
Дома мне попало от мамы, которой директор успел позвонить на кафедру и сообщить, все, что думал обо мне еще до нашего разговора. Сулико Ефремович до директорства был доцентом института, где работала мама, и даже был знаком с ней.
Тебя не приняли в комсомол, тебя выгонят из школы, у тебя все не так, как у людей, ты — ненормальный! — причитала мама, — посмотри на Ваника, как он помогает маме …
Этого я не вытерпел. Это «посмотри на …» я слышал часто, и смотреть мне предлагалось на личностей, подражать которым мне совсем не хотелось. И главное — стоило маме предложить мне посмотреть на кого-нибудь, как пример для подражания тут же проявлял себя во всей красе.
Посмотри на Вову … — и Вова вскоре попадает в тюрьму; — посмотри на Гогу … — и Гога оказывается педерастом (случай, надо сказать, нередкий на Кавказе); — посмотри на Кукури (есть и такое имя в Грузии!), и несчастный дебил Кукури остается на второй год.
Ванику это «посмотри на …» тоже даром не прошло. Вскоре он был скомпроментирован перед соседями тем же манером, что и Гога. Но об этом я скажу еще отдельно, так как история эта рикошетом, но очень чувствительным, задела и меня.
Мама, — сказал я решительно, — из-за твоих советов меня били и надо мной издевались и в детском саду и в школе; из-за твоих советов я казался ненормальным всем товарищам; своими постоянно мокрыми брюками я тоже обязан твоим советам. Хватит, теперь я попробую пожить своим умом, что сочту нужным
— бить, кого надо, матюгаться прямо на улице — все буду делать и буду отвечать за свои поступки …
Вот за это Фаина любит не тебя, а Томаса, и такого тебя никто не полюбит …
Это было запрещенным приемом; ударить маму я не мог, но и стерпеть этих слов — тоже. Все помутилось у меня в голове, и я рухнул в обморок.
Раньше со мной этого не случалось. Когда я пришел в себя, мама извинилась, чего тоже раньше не было.
Обозленный своим положением брошенного ухажера, я вымещал свою злобу в классе. Так как там остались еще «непокорные», я применял к ним комплексную методику — то у них неожиданно загорался портфель, то их одежда начинала невыносимо вонять — это от сернистого натрия, вылитого на сиденье парты. Очень успешным оказалось использование серной кислоты — даже следов ее на парте было достаточно, чтобы во время глажки на одежде появлялись сотни дырок.
Но самым устрашающим оказался взрыв в туалете. Как я уже рассказывал про это самое замечательное помещение в школе, оно было построено на азиатский манер — дырка и два кирпича по сторонам. Упомянутая дырка оканчивалась этаким раструбом наверху, видимо, чтобы не промахнуться при пользовании. Эти раструбы на нашем первом этаже были заполнены вонючей жижой почти до верха.
Я набил порохом четыре пузырька из-под лекарств, завел в пробку по бикфордову шнуру. К каждому из пузырьков, по числу очков в туалете, я привязал тяжелый груз — большую гайку, камень и т. д. Дождавшись когда в туалете не было посетителей, я быстро «прикурил» от сигареты все четыре шнура и бросил по пузырьку в каждый раструб. После чего спокойно вышел из туалета. Секунд через двадцать раздались четыре взрыва, вернее даже не взрыва, а всплеска огромной силы, после чего последовали странные звуки сильного дождя или даже града.
Я заглянул в туалет уже тогда, когда там раздались крики удивления и ужаса забежавших туда учеников. Картинка была еще та — весь потолок был в дерьме и жижа продолжала капать оттуда крупными фрагментами. Я представил себе, как взорвавшиеся пузырьки с порохом, развив огромное давление, вышибли жидкие «пробки» вверх, мощными фонтанами, ударившими в потолок. Замечу, что если бы это был не порох, а обычная взрывчатка, то, скорее всего, разорвало бы трубопровод в месте взрыва. Как это бывает с пушкой, где снаряд взрывается, не успев вылететь из ствола. А порох превратил канализационную трубу в подобие пушки, выстрелившей своим биологическим снарядом в потолок.
Все догадывались, что это затея моя, но доказательств не было. Сейчас бы в эпоху терроризма, исследовали бы все дерьмо, но нашли бы обрывки бикфордовых шнуров и осколки пузырьков. Назвали бы это «самодельным взрывным устройством» и непременно разыскали бы автора. А тогда просто вымыли туалет шлангом, и посчитали, что это из-за засора в канализации.
К слову, туалеты прочистились замечательно! Взрывом, как мощным вантузом их прочистило так, что до окончания школы я уже засоров не замечал. Безусловно, в классе этот случай среди учеников обсуждался. Все невольно посматривали на меня. Но я, не принимая намеков на свой счет, заметил просто, что если бы во время взрыва кто-нибудь находился бы в туалете, а тем более, пользовался бы им, то он уже не отмылся бы никогда.
Надо сказать, что я был перепуган масштабами этого взрыва и решил мои безобразия прекратить. К тому же, в классе не осталось ни одного смельчака, который бы решился теперь обратиться ко мне иначе, чем «батоно». А я сделал вывод, что сила — это лучший способ борьбы с непокорным народом. Особенно, не успевшим вкусить демократии.
