Соломон Кипнис - Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему
(2-27-1)
«РАБОЧИЙ И КОЛХОЗНИЦА»
В 1930 году одна из центральных газет напечатала фельетон, в котором врач-экспериментатор, хирург, терапевт Замков Алексей Андреевич (1883-1942), работавший тогда в Институте экспериментальной биологии над проблемой омоложения и борьбы со старостью, был обвинен в знахарстве, назван шарлатаном.
Вскоре он был арестован и выслан из Москвы. Та же участь постигла и его жену, скульптора Мухину Веру Игнатьевну (1889-1953).Благодаря хлопотам М. Горького и его жены, Е.П. Пешковой, которая возглавляла Комитет политического Красного Креста, Замков и Мухина через два года были дома.
Замков возглавил созданный вскоре новый научно-исследовательский институт, вернулась к своей любимой работе и Мухина.
В 1937 году в Париже должна была открыться Всемирная выставка. Право построить на ней павильон Советского Союза завоевал в конкурсной борьбе архитектор Борис Михайлович Иофан. По его идее павильон должна была завершать двухфигурная скульптурная группа: рабочий и колхозница, скрестившие серп и молот, — символ Советского Союза.
Эта идея и стала стартовым заданием для четверки великолепных мастеров-скульпторов — В.Андреева, М.Манизера, В.Мухиной, И.Шадра, которых привлекли к конкурсу проектов.
Победу одержала Мухина. Ее грандиозную скульптурную группу «Рабочий и колхозница» (высота почти 25 метров), которой предстояло стоять на высоченном пьедестале (34 метра), решили делать из нержавеющей стали.
Подобного по размеру сооружения и из такого материала в Советском Союзе еще никогда не изготовлялось.
Сделали эту скульптурную группу в неправдоподобно короткий срок — за один месяц!
Если изложить документальную историю создания скульптуры, то получится увлекательнейший, а порой даже детективный рассказ.
Здесь — лишь два фрагмента из этой истории.
Первый — по воспоминаниям Мухиной:
«Завершающий этап работы — сборку скульптуры — производили во дворе завода... Февраль выдался трудный — мороз, вьюга, солнечных дней почти не было. Работали обледенелые, на обледеневших лесах. Спастись от метели можно было только в юбке статуи. С завода не уходил никто, спали по три часа в сутки... Сварщики так устали, что инструмент валился из рук. Мы, трое женщин, сами варили».
Второй эпизод — по публикациям в периодической печати: В высокие инстанции поступил донос: в складках платья колхозницы вырисовывается физиономия... Троцкого.
Нетрудно сообразить, что грозило Мухиной.
На завод приехала правительственная комиссия по приемке скульптуры. Молотов, Ворошилов, с ними — В.Межлаук, нарком тяжелой промышленности, его брат К.Межпаук, комиссар советской части Всемирной выставки в Париже и другие.
Не дойдя полусотни шагов до скульптуры, остановились. Смотрят.
— Ну, как? — спросил Молотов, обращаясь к Ворошилову.
— Что молчишь? — обеспокоился он. — Неужели не нравится?
— Нравится-то нравится.
.— Так что же?
— Первый раз в жизни вижу, чтобы рабочий держал молот в левой руке.
— А может быть, он левша? Ты Лескова читал?
— Ладно, — кинул Ворошилов.
Через несколько дней пожаловал сам Сталин. Минут двадцать молча всматривался в платье и, не сказав ни слова, уехал...
Скульптуру стали готовить к отправке. Ее разрезали на 65 кусков, уложили их в ящики и вместе с инструментом и тридцатиметровым подъемным краном в 28 вагонах отправили в Париж. Там ее собрали-сварили за 11 дней!
«Рабочий и колхозница» покорили парижан. Имя скульптора не сходило со страниц газет, журналов.
Полный триумф! К Мухиной пришла всемирная слава.
Выставка закрылась и снова разрезанная на куски скульптура отправилась в обратный путь, в Москву.
Но подняться на постамент этому «рабочему» и этой «колхознице» не суждено было. В дороге композицию повредили и пришлось делать новый экземпляр.
Вторая жизнь «Рабочего и колхозницы», установленных перед входом на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, не только не принесла радости Мухиной, но стала для нее источником страданий.
Постамент для скульптуры сделали невысокий, всего десятиметровый, и не лучшей геометрии. Да и выбор места установки Мухина считала неудачным. «Статуя ползает по земле, все точки зрения и композиционные эффекты уничтожены», — негодовала она. Скульптура виделась ей на Ленинских горах, на широких просторах.
Мухина до конца жизни делала попытки изменить эту ситуацию, но безрезультатно.
И даже при столь неудачном расположении скульптура Мухиной стала одним из впечатляющих памятников-символов столицы.
(2-28-16)
У ГРАФА ТРЯСЛИСЬ ПОДЖИЛКИ
Вернувшись из эмиграции (1918-1923), граф Толстой Алексей Николаевич (1883-1945) свой талант большого писателя весьма целенаправленно использовал для завоевания авторитета и симпатии у Сталина. И довольно быстро преуспел — стал во главе официальной советской литературы, вторым человеком после Горького.
О конформизме «товарища-графа» прямолинейней, чем это сделал его сын, композитор Дмитрий Толстой, пожалуй, не скажешь: «Да, конечно, он продал душу дьяволу. Не то чтоб по сходной цене, а по самой дорогой. И получил сполна. Однако ж все-таки продал. И, конечно, это не будет забыто... Мой отец точно наметил пункты, по которым можно было угодить тирану, и написал пьесу «Путь к победе», повесть «Хлеб» и дилогию об Иване Грозном». После сказанного нетрудно будет представить себе, как тряслись поджилки у Толстого, когда произошла следующая история...Но сначала небольшое отступление.
У Толстого, после того как его женой стала поэтесса Крандиевская Наталья Васильевна, появился пасынок Федя (сын Натальи Васильевны от брака с Федором Акимовичем Волькенштейном). Впоследствии Федя, или Фефа, как его называли родные и друзья, стал известным ученым, физико-химиком.
Я как-то попытался привлечь Волькенштейна Федора Федоровича (1908-1985) в авторы журнала «Наука и жизнь». Но, несмотря на все мои уговоры, от предложения написать научно-популярную статью отказался («не интересно»). Видя мое огорчение, решил «подсластить» отказ и поведал мне ту самую историю, которая так напугала отчима.
А вот и сама история....
В 1933 году в одну из очередных поездок из Ленинграда в Москву, посещая дом Горького, Алексей Николаевич Толстой взял с собой пасынка Федю.
В разгар вечера, на котором собралось немало писателей, музыкантов, актеров, к Горькому приехал Сталин с Ворошиловым. Расселись за большим столом. Наступило тягостное молчание. Прервать его решился Толстой.
