Дмитрий Шепилов - Непримкнувший
По документальным фильмам: картина о Ленине нужна. Только нужно дать её Ромму. А тут стоит Беляев.
Я не знаю Беляева. Или Пырьеву дать о Ленине. О Белинском картина нужна.
Плохо с кино в Армении. Надо поправить. Помочь.
Нельзя ли в фильме о Грузии выбросить заголовок: «Фильм о родине великого Сталина». Ха-ха-ха-ха. Ну, а если бы не было Сталина, поставили бы фильм о Грузии?
Или «Сталинский Урал». Что это — моя собственность? Выбросить слово «Сталинский».
Фильм о Волге нужен. Назвать его надо видовой картиной.
Надо предложить Агитпропу и Министерству кино представить в ЦК предложения о расширении сети кино, чтобы кино было во всех бойких районных центрах, и предложение об увеличении числа копий хороших картин. Для проката кино автомашины будем давать.
…Я привел лишь одну из записей высказываний Сталина о кино. Но они очень типичны. Он любил кино неописуемо. Понравившуюся ему картину он мог смотреть бесчисленное количество раз. И он постоянно приглашал на просмотр своих любимых фильмов не только других членов Политбюро, но и приезжающих советских дипломатов, и лидеров коммунистических партий других стран, и иностранных общественных и политических деятелей, которые попадали к нему на прием и которым он хотел выразить свое благорасположение.
И всё же весьма своеобразные взгляды Сталина подтачивали кино в основе. Я упоминал выше, что Сталин считал, что выпускать на экраны нужно только шедевры, но такие фильмы размножать большими тиражами и прокручивать многократно. Такая установка Сталина привела к тому, что производство художественных фильмов сокращалось из года в год и доведено было буквально до единиц. Крупные мастера кино обречены были на вынужденное безделье и деквалифицировались. Актеры уходили в другие сферы искусства. В результате этого советское кино оказалось в очень трудном положении.
Но то, что с великими муками пробивалось на экран, Сталин поощрял очень щедро. На заседаниях Политбюро он постоянно призывал:
— Ну, ещё кто что предлагает? Не забыли ли кого? Давайте, давайте, для хорошего дела премии не жалко.
И даже когда кто-либо отводил тот или иной фильм или того или иного актера от премии, Сталин, как правило, не поддерживал таких отводов.
Помню, что часть кинодеятелей очень негодовала оттого, что некоторые крупнейшие режиссеры неизменно снимали в главных ролях только своих жен, даже когда они уже не соответствуют этим ролям по возрасту и другим сценическим данным. Что это закрывает путь в кино молодым одаренным кадрам и т.д. По этому поводу было много писем и в правительство, и в ЦК. На одном из заседаний Политбюро кто-то из присутствовавших очень настойчиво и убедительно сделал отвод одной пожилой киноактрисе, которая фигурировала в числе кандидатов на премию. Причем несоответствие по сценическим данным и чрезмерное покровительство её супруга-режиссера были очевидными.
Сталин заметил:
— Видите ли, когда актриса молода и красива, у нее нет опыта. Когда она приобретает опыт, она уже не молода и не красива. Ну, как тут быть с этим противоречием? Предлагаю оставить героиню в списке на премию.
И она была там оставлена.
При рассмотрении вопросов о премиях в области науки и технических изобретений часто вызывало большое удивление — откуда Сталин знает такие технические детали? Когда и как он успевает знакомиться с такими капитальными работами в области философии, экономики, истории, права, биологии? Хотя и в этих областях у Сталина бывали порой и свои пристрастия и свои странности.
На заседании Политбюро 22 марта 1949 года, когда рассматривался вопрос о присуждении Сталинских премий в области науки, а 31 марта — в области технических изобретений, Сталин вникал в каждое предложение. И в этот вечер он удивил всех присутствовавших своей оценкой одного исторического факта, противоречившей оценке, сложившейся в общественной науке.
На Сталинскую премию была выдвинута одна работа по истории. Обращаясь ко мне, Сталин сказал:
— Я не успел прочитать эту книгу. А вы читали? Я сказал, что прочитал.
Сталин:
— И что вы предлагаете?
Я сказал, что Агитпроп поддерживает предложение премировать эту работу.
— Скажите, а там есть что-нибудь о бакинских комиссарах?
— Да, есть.
— И что же, их деятельность оценивается положительно?
— Да, безусловно.
— Тогда нельзя давать премию за эту книгу. Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва. Их не нужно афишировать. Они бросили власть, сдали её врагу без боя. Сели на пароход и уехали. Мы их щадим. Мы их не критикуем. Почему? Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками. И когда пишется история, нужно говорить правду. Одно дело чтить память. Мы это делаем. Другое дело правдивая оценка исторического факта.
Все были в недоумении, но с возражениями никто не выступил. Вопрос о премии отпал.
Очень придирчиво допрашивал Сталин министров-хозяйственников об изобретениях и конструкторах. Обращаясь к министру авиации Хруничеву, Сталин спросил:
— А этот тип истребителя действительно оригинален у Лавочкина? Он не повторяет просто иностранного образца?
К министру вооружений Д.Ф. Устинову:
— Очень способный конструктор вооружений Симонов (речь о главном конструкторе одного из заводов вооружений С.Г.Симонове. — Прим. автора). А почему мало фигурируют уральские артиллеристы? У нас отстает тонкая промышленность: измерительные приборы и прочее. Надо это дело поощрять. Тут всё ещё монополисты швейцарцы. А как у нас с хлопкоуборочной машиной?
Вот тут говорили об Америке: продолжает ли она держать курс на паровозы. И так говорят, что можно подумать, будто мы уже изучили Америку и хорошо её знаем. Конечно, это не так…
Как-то на одном из заседаний, когда текст какого-то представления на Сталинскую премию показался недостаточно обоснованным, Сталин обратился с вопросом, кажется, к министру Кафтанову:
— Вы как считаете, какая премия выше: Нобелевская или Сталинская?
Кафтанов поспешил ответить, что, конечно, Сталинская.
— Тогда, — сказал Сталин, — надо представлять на премию обоснованно. Мы ведь здесь не милостыню раздаем, мы оцениваем по заслугам.
Но в общем он был щедр на премии. И когда при одном из рассмотрений вопроса о премиях Сталина спросили, как быть: народный артист А.Д. Дикий представлен сразу на две премии — за спектакль в Малом театре «Московский характер» и за кинокартину «Третий удар», Сталин ответил:
— Ну, что же? Значит, заработал. Что заработал, то и нужно дать.
