Николай Попель - Танки повернули на запад
2) Танки в обороне закопать и тщательно замаскировать.
3) Потребовать от войск максимального напряжения для выполнения поставленной задачи.
ВАТУТИН, ХРУЩЕВ".
Прочитав приказ, Катуков долго не выпускал его из рук.
- Что сделано, Михаил Алексеевич, во исполнение?
- Командиры корпусов предупреждены о смене квартир.
- Когда планируете выход?
- В двадцать два ноль-ноль. Катуков кивнул:
- Да, ночью. А то... Мы сейчас с Кириллычем такое видели... Но дело, браты мои, хитрое, очень хитрое. Завтра утром в контрнаступление, значит...
Поднялся, снял китель, бросил на спинку стула. Остался в нижней рубашке. Из выреза торчали острые ключицы. Придвинул к себе карту и уставился в нее:
- Контрнаступление - это встречный бой. Мы на них - они на нас. У них больше единиц, у них тяжелые танки... Давайте соображать. Ты как полагаешь, Михаил Алексеевич?
Шалин смахнул рукой капли пота с бритого черепа, пожевал губами:
- Конечно, целесообразнее бить с места, а не при встречном движении. Однако приказ. У фронта могут быть свои резоны.
Катуков поморщился:
- Насчет приказа ясно. Твое мнение, Кириллыч.
- Сообщить Военному совету фронта наши соображения. Бить с места, с хорошей позиции, в этих условиях, конечно, выгоднее.
Катуков снова склонился к столу, потом отодвинул карту, повернулся к телефонисту:
- Командующего фронтом!
Ватутин, не перебивая, выслушал соображения Катукова.
Михаил Ефимович, облегченно вздохнув, положил трубку:
- Приказано подождать. Командующий посоветуется с Никитой Сергеевичем и с начальником штаба.
Вскоре раздался ответный звонок Ватутина. Военный совет фронта утверждал наше предложение. Мы должны были измотать наступающего противника в оборонительных боях на главном направлении, остановить его, а уж подом нанести контрудар.
Первый день боя подходил к концу. Овраг наш затянула тень, стало легче дышать. Но стоило подняться наверх - частые воронки вдоль восточного склона служили лестницей,- как тебя обжигало раскаленное дыхание войны и солнца. Дымный горизонт приблизился. Приблизились и кружащиеся в небе серебряные крестики самолетов. С вкрадчивым шорохом пролетали над головой снаряды дальнобойной артиллерии.
Наступательный напор немцев не ослабевал. В пылающую печь боя генерал Гот подбрасывал и подбрасывал части. Он хотел максимально использовать дневное время - время прицельного бомбометания, время зрячего марша танков.
Шалин с Никитиным прокладывали маршруты корпусов, намечали двухэшелонное построение армии на направлении главного натиска.
Генерал Гот и его штаб знают, что оборонительная полоса 6-й армии почти прорвана. Остались отдельные очаги сопротивления, неглубокие рубежи, слабо прикрытые пехотой и противотанковой артиллерией. Эти последние большевистские бастионы на пути к Обояни должны быть во что бы то ни стало сметены сегодня вечером и завтра утром. Тогда его, Гота, танковая армия, пусть понесшая тяжкие потери, войдет в прорыв...
Шалин взял циркуль, смерил расстояние по схеме, приложил никелированные стерженьки к целлулоидной линейке:
- Тридцать шесть километров!
Михаил Алексеевич удовлетворенно потер руки: завтра Гот упрется в тридцатишестикилометровую оборону первой танковой армии. А считает, что вырвется на оперативный простор...
Шалин тихо засмеялся. Но тут же насупился, опустил голову к бумагам, что-то нашептывая себе под нос.
Я отправился в политотдел.
Журавлев, только что вернувшийся из бригады Бурды, докладывает:
- Обстановка трудная, крайне трудная, но приказ геройски выполняется. Начальник политотдела бригады Боярский все время в боевых порядках. Большие потери среди коммунистов. Выбыло из строя до тридцати процентов парторгов рот...
Журавлев, как всегда, документально точен в передаче фактов, в формулировках.
Мы подводим предварительные итоги первого дня.
Невиданная доселе концентрация фашистских танков. Тактика танковых клиньев прежняя. Но в острие клина теперь "тигры", "пантеры" и мощные самоходки "фердинанд". Пушки "тридцатьчетверок" не берут лобовую броню стального гитлеровского зверья.
Ожесточение боя беспримерно. За несколько часов от двух наших истребительно-противотанковых полков остались, как говорится, одни номера. Пусть первая танковая запомнит эти славные номера - 538 и 1008!
Бурда и Боярский надежно подготовили к боям личный состав бригады. Несмотря на явное превосходство противника в танках, ни одно подразделение не отошло без приказа. Но велики потери в живой силе и в технике. Раненых не успевают эвакуировать. Надо выделить дополнительный транспорт. Надо обеспечить замену выбывших политработников и парторгов. Необходимо всеми средствами нашей пропаганды, всем авторитетом командиров и политработников неустанно внедрять в сознание личного состава мысль о стойкости, сталинградский девиз: ни шагу назад!..
Я передаю Журавлеву новую задачу армии. Он недоуменно смотрит на меня.
- Попросили изменить приказ?.. Ну и ну...
Едва стемнело, передовая стала затихать. Словно по команде, небо очистилось от самолетов. Будто их и не бывало. Штаб Бурды доложил: противник прекратил танковые атаки.
Не рвались больше снаряды дальнобойной артиллерии. Все реже доносились с юга выстрелы и разрывы.
По мере того как засыпал передний край, оживали тылы.
И днем, несмотря на бомбежки, не пустовали дороги. О шоферском бесстрашии напоминали скелеты полуторок, "зисов" и легковых. Но сейчас машины, подводы, кухни тянулись непрерывным потоком, не дававшим улечься тяжелой ночной пыли. Рядом с молоденькими регулировщицами в заломленных набок пилотках дежурили офицеры связи, "маяки". Вехами служили наспех прибитые к столбам, начерченные мелом на заборах категорические указатели: "Хозяйство Супруна сюда", "МСБ Ходкевича 500 м", "Абдуллаев! Жду в Вознесеновке". На каждом повороте потоки раздваивались, но при этом не становились уже. Фронт получал завтрашнюю порцию боеприпасов, продовольствия и возвращал тех, кто пострадал сегодня в бою. Воистину, кровообращение войны!
Я велел Кучину взять в сторону и ехать полем. Колосящаяся пшеница пахла мукой, с лугов доносился пряный аромат зреющих трав. Но чем ближе к бригаде Бурды, тем крепче тянуло гарью, пороховыми газами, а потом - и приторным запахом разложения.
Пробыв с час в штабе и политотделе бригады, я пошел в окопы. Они уже не походили на аккуратные ровики, отороченные зеленеющими брустверами. Земля вокруг взрыхлена бомбами, снарядами, гусеницами танков, усеяна обломками орудий, траками, лопнувшими колесами, снарядными ящиками и всем тем, что оставляет после себя бой.
