Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма
Еще в сентябре Наталья Николаевна подала прошение в Опеку о выдаче ей пособия на образование детей. На заседании 1 октября 1841 года Опека вынесла решение:
«Слушали письмо вдовы Натальи Николаевны Пушкиной от 10-го минувшего сентября, которым она изъясняет, что для приготовления детей ее к помещению в казенные учебные заведения требуется нанять учителей и необходимую прислугу, а также на наем и содержание квартиры ныне требуется денежных сумм более, нежели сколько прежде оных употреблялось и что на все это всемилостивейше пожалованных на воспитание детей ее 6000 р. ассигнациями в год она находит недостаточным, а потому и просит Опекунство оказать ей в сем случае законное пособие. Вследствие сего опекуны граф Григорий Александрович Строганов и граф Михайло Юрьевич Виельгорский, за отсутствием прочих г. г. опекунов, рассуждая о просьбе вдовы Пушкиной и находя оную вполне заслуживающую уважения, положили : На наем учителей, квартиры и прислуги для детей покойного А. С. Пушкина выдавать сверх всемилостивейше пожалованных 6000 руб. ассигнац. по 4000 рублей... в год...»
«Всемилостивейше пожалованных» денег на воспитание детей Наталье Николаевне все время не хватало, но выделенные Опекой четыре тысячи, конечно, были некоторым подспорьем. Дети начинали учиться. Маше в это время было уже девять лет, Саше — восемь. И если до сих пор они могли довольствоваться занятиями с матерью и теткой — а из писем мы узнаем, что день неизменно начинался с уроков, которые давали детям Наталья Николаевна и тетя Азя, — то теперь уже необходимо было приступить к серьезным занятиям с учителями. Стоило это дорого, за урок брали 3—5 рублей, и каждый учитель вел только свой предмет, значит, учителей было несколько. Вот почему в доме постоянно чувствовалась нехватка денег.
Сохранилось несколько писем Натальи Николаевны к Фризенгофам за границу за период с 17 ноября по 16 декабря 1841 года. Таких писем, несомненно, было много, но пока они, к сожалению, не обнаружены. С Натальей Ивановной Фризенгоф Наталью Николаевну связывала теплая дружба, которою она дорожила. По этим письмам мы можем до некоторой степени судить о жизни сестер. Дни текли, похожие один на другой. Много времени приходилось уделять родственникам: обе тетушки требовали, чтобы племянницы их часто посещали, а если им случалось заболеть, то вообще каждый день. Характеры у теток были тяжелые, в особенности у Екатерины Ивановны, и Наталья Николаевна много терпела от их капризов. Описывая одну из сцен ссоры Софьи Ивановны и Екатерины Ивановны, Наталья Николаевна говорит, что с теткой Катериной «и ангел потерял бы терпение». Но милая, добрая Наталья Николаевна, зная, как любит тетушка ее и детей, и будучи в какой-то степени от нее зависима, терпела все...
Екатерина Ивановна жила недалеко, во фрейлинском флигеле дворца, и каждый день в 7 часов вечера приезжала к Наталье Николаевне, вернее — к детям. Она была очень привязана к маленьким Пушкиным и, видимо, у нее была потребность ежедневного общения с ними. Если сестры уезжали куда-нибудь в гости или в театр, тетушка все равно неизменно являлась в положенное время и проводила вечер с детьми.
На такое дорогое удовольствие, как театр, денег не было. Иногда их приглашали Строгановы, у которых была своя ложа. Сестер довольно часто навещали Александр Карамзин, Андрей Муравьев. Изредка бывала Наталья Николаевна у Вяземских и Карамзиных. Более близкие отношения с ними поддерживала Александра Николаевна. Пока была жива тетушка Екатерина Ивановна, она всячески препятствовала общению сестер с этими семьями (о чем писала, как мы увидим далее, Екатерина Николаевна). Так, в письме к Фризенгофам от 24 ноября 1841 года Наталья Николаевна описывает небольшую сцену, очень характерную в этом отношении. В этот день праздновались именины Екатерин. Утром Наталья Николаевна отправилась к тетушке Загряжской «всей семьей», как она говорит. Интересно отметить, что там был и Сергей Львович Пушкин, также пришедший поздравить именинницу. Днем был семейный обед у Строгановых, а вечером сестры собирались к Екатерине Андреевне Карамзиной. Но в 9 часов явилась тетушка Загряжская и упорно сидела, не желая уезжать, чтобы помешать сестрам ехать к Карамзиным. Наталья Николаевна поняла это, и в 11 часов вынуждена была встать и тем дать понять Екатерине Ивановне, что больше они ждать не могут. Поневоле тетушке пришлось уехать...
Салоны Карамзиных, графа Строганова и Местров, где бывала Наталья Николаевна, посещали и ее поклонники. Как свидетельствует А. П. Арапова, за годы вдовства у Натальи Николаевны было несколько претендентов на ее руку. Она называет Н. А. Столыпина, блестящего дипломата, который, приехав в отпуск в Россию, был поражен красотою Пушкиной, без памяти влюбился, но, как говорит Арапова, «грозный призрак четырех детей», которые были бы, по его мнению, помехою в его дипломатической карьере, заставил его отказаться от «безрассудного брака».
Та же причина послужила препятствием и для второго претендента, которого Арапова зашифровывает буквой Г. — князь Г. Это, очевидно, князь Александр Сергеевич Голицын, штабс-капитан лейб-гвардии конной артиллерии, сослуживец братьев Карамзиных. Он часто упоминается в письмах Натальи Николаевны к Фризенгофам как постоянный посетитель салона Карамзиных. По-видимому, Голицын ухаживал за Пушкиной довольно настойчиво. Арапова пишет, что якобы через какое-то третье лицо Голицын пытался выяснить, как отнеслась бы Наталья Николаевна к тому, чтобы в случае брака с ним всех четверых детей отдать на воспитание в казенные учебные заведения. На что Наталья Николаевна сказала: «Кому мои дети в тягость, тот мне не муж!»
Из письма Вяземского 1842 года мы узнаем, что у Натальи Николаевны был еще один поклонник — иностранец. Вяземский не называет его, но нет сомнения, что он имеет в виду дипломата графа Гриффео, секретаря неаполитанского посольства. В одном из писем Наталья Николаевна упоминает о Гриффео: он был на вечере у Карамзиных. По поводу этого поклонника Вяземский разразился длиннейшим письмом Наталье Николаевне, на первом листке которого вверху ее рукой сделана полустершаяся теперь надпись: «Аff Griff» (история с Гриффео) . Конца имени нет, но, полагаем, и этих четырех букв достаточно. Приведем выдержки из этого письма, обнаруженного нами в архиве Араповой.
«...Ваше положение печально и трудно, — пишет Вяземский. — Вы еще в таком возрасте, когда сердце нуждается в привязанности, в волнении, в будущем. Только одного прошлого ему недостаточно. Возраст ваших детей таков, что, не нарушая своего долга в отношении их, вы можете вступить в новый союз. Более того, подходящий разумный союз может быть даже в их интересах. Следовательно, вы совершенно свободны располагать вашим сердцем и его склонностью. Но при условии, что чувство, которому вы отдадитесь, что выбор, который вы сделаете, будет правильным и возможным. Всякое другое движение вашего сердца, всякое другое увлечение может привести только к прискорбным последствиям, для вас более прискорбным, чем для кого-либо другого.
