Майя Плисецкая - Тринадцать лет спустя
Но техникой сердца не растронешь. Не возьмешь за живое. Потому и множатся по миру, словно оправдывая эмоциональную пустоту и голый техницизм, современные постановщики симфоний номер пять, шесть, семь, восемь да сонат номер девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Движения, движения, сплошной черед абстрактных движений. Всегда сложных, трудновыполнимых, но совершенно не затрагивающих твою душу. Это ли балет? Мне такого балета мало.
Балет сильно засушился. А еще он здорово подрос. Это уже получше будет. Раньше высоких неохотно принимали в труппу, да и в школу. Партнера найти трудно. А теперь на кого ни глянь — все высоченные. Почти модели.
Сама я слыла высокой, хотя рост мой был 165 см. Сейчас он, увы, слегка уменьшился. Но всегда слышала — на сцене вы такая высокая!.. Отношу сие к пропорциям своего тела, длине рук и ног. Да и к тому, что всегда пользовала все пространство сцены. Как принято ныне у фигуристов, обкатывающих весь объем ледового стадиона. У них это считается признаком высокого класса. А у нас говорят — танцевать широко, то есть размах, амплитуда танца.
Музыкальностью танцоров награждает Бог. Или не награждает. Когда вижу танец между музыки — мучаюсь. Дирижеры льстиво тщатся угодить звезде. Темп шатается, словно пьяный. Немножко вперед. Надо попасть под ногу. Оттянуть конец. Как вам сегодня дирижировать — «слишком быстро» или «слишком медленно»?.. Бедные Чайковский и Прокофьев. Что с вами только не делают.
Сотни раз говорила я всякому — нужно танцевать музыку, а не под музыку. Музыка сама по себе — балерина сама по себе. Музыка ей не мешает. Столько раз говорила, что набила себе самой оскомину. Но эту простую истину исповедую и сегодня…
Эпилог
Прочла написанное. Вижу сама — временами нет-нет, да зазвучит в моих нынешних записках горькая нота обиды, жалобы моей на недобрых, нечестных людей. Осуждение их подлости, обмана и стяжательства. Хорошо ли это? Сколько замечательного и прекрасного произошло со мной за последние годы, сколько необыкновенных событий выпало на мою долю, со сколькими интересными, достойными людьми свела меня жизнь. Но видно, устроен так всякий человек — радости забываются быстрее, чем предательства. Гонишь плохое, заставляешь себя о хорошем думать, а все лезет в голову негатив. Не выходят занозы из сердца. Долго не выходят.
За последние тринадцать лет мир здорово изменился. Повсюду новые лица, новые идолы, новые модели поведения.
Российская молодежь и молодежь стран бывшего Советского Союза рождена в куда более счастливые времена. Мир для них открыт. Идеологические цепи не стреноживают более художественную фантазию. Все дозволено. Все разрешено. Ничто не напугает. Ничего не страшно.
Каждый раз с умилением смотрю на двадцати-тридцатилетних в зарубежном аэропорту. В который уж раз зазывает на посадку в аэрофлотовский самолет терпеливый голос по-русски с акцентом: «Повторяю, последний вызов, пассажиры…» Далее следует набор русских фамилий… «Срочно пройдите на посадку». В ответ вижу совершенно невозмутимые розовощекие лица, хорошие спортивные фигуры с оголенными пупами, никоим образом не обращающие внимания на дикторские мольбы. Это недисциплинированные, но свободные уже люди. За это многое можно отдать.
Теперь в каждой балетной труппе, в каждом оркестре полно русских, украинцев, армян, белорусов. Заключи контракт и работай себе на здоровье. И за это тоже можно отдать многое…
…Двадцать пятого ноября 2006 года мы смотрели с Родионом новую постановку балета «Анна Каренина» в театре немецкого города Бремерхафен. Балетным коллективом руководит там Сергей Ванаев. Откуда Ванаев, ясно отвечает его русская фамилия. Он услышал музыку Щедрина совсем по-своему. Помимо Вронского и Каренина, рядом с Анной всегда две женщины. Одна в красном олицетворяет сексуальное влечение (по-немецки она названа Lust). Другая в черном — обязанности (по-немецки Pflicht). Постановка сверхсовременна, но очень эмоциональна и впечатляюща Несколько раз мурашки по спине бегали. Как увидел хореограф «Анну», какие фантазии кружили ему голову сегодня — исключительно дело его собственного разумения, помноженного на дар Божий.
Писать рецензию на спектакль не стану. Хочу рассказать то, что связано с этими нынешними моими записками.
Следующим утром немецкие журналисты брали у нас интервью для газет и радио. Бойкая экзальтированная женщина средних лет пришла на встречу, держа в руках только что вышедшее из печати второе немецкое издание книги «Я, Майя Плисецкая» в мягком переплете. Задавая первый же вопрос, журналистка открыла последнюю страницу моей книги и указала на дату ее окончания: 26 ноября 1993 года.
— А что было потом, фрау Плисецкая? Вы не собираетесь писать продолжение? По Интернету я узнала, что за последние тринадцать лет в вашей жизни произошло множество событий. — И еще раз обратила мое внимание на совпадение дат: — Сегодня 26 ноября. Ровно тринадцать лет. День в день. Вам не кажется это совпадение обязывающим, фрау Плисецкая?
Я не стала говорить журналистке, что книга почта окончена. Вежливо отшутилась. Сказала, буду думать. Danke.
Но вопрос неугомонной журналистки подтолкнул мое решение дать название этим запискам «Тринадцать лет спустя». И глав у меня получилось ровно тринадцать. А число тринадцать всегда было благосклонным ко мне? Помнится, было. Так и назову — «Тринадцать лет спустя». Хотя, по правде говоря, спустя тринадцать лет и шестнадцать дней.
13 декабря 2006 г.
Мюнхен
