Карла Рэй - Божья девушка по вызову. Воспоминания женщины, прошедшей путь от монастыря до панели
Я объяснила сестре Катерине обычный порядок работы и рассказала, что делать, если в самый ее разгар появятся посетители. Мне показалось несущественным, что я ничего не записала, но она, кажется, сомневалась в своей способности запоминать детали. Если бы Кэтрин меньше думала о жертвенности, то, несомненно, записала бы все сама. Однако она этого не сделала, наводнив мою бывшую территорию потоками слез, – глупее не придумаешь. Кэтрин родилась в уважаемой и богатой семье, что делало ее стресс еще менее понятным. Вряд ли отец когда-нибудь ее бил. Мне и в голову не приходило, что поведение Кэтрин могло указывать на страдания от насилия и унижений другого рода.
Наставница послушниц вызвала меня, чтобы обсудить мое нежелание сотрудничать. Как того требовали правила, я встала на колени возле ее кресла и начала внимать словам, появлявшимся из ее сморщенного рта. «Сестра Мэри Карла, – сказала наставница, подняв глаза от своего бесконечного рукоделия и доброжелательно взглянув на меня. – Сестра Кэтрин не слишком хорошо справляется со своими обязанностями. Она говорит, что твои объяснения нечеткие. Не могла бы ты помогать ей более продуктивно?»
Значит, у Кэтрин неприятности, а я была в них виновата? Я опустила глаза, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Мне казалось смехотворным, что проблемы Кэтрин были столь важны, и я не собиралась ей сочувствовать. «Матушка, – промолвила я, – я показала ей, что делать, и все подробно объяснила. К этому нечего добавить». Как я и думала, она ничего не ответила и отпустила меня.
На лице Кэтрин снова возникла блаженная улыбка. Как я ненавидела эти ее трагические манеры праведницы! Такое лицо могло растрогать кого угодно: пожалуйста, не поручайте мне никакого задания, кроме игры на пианино. Теперь она вытирала пыль в гостиных и начищала полы – чего уж проще. Я презирала ее за то, что она была избалованным ребенком, никогда и ничего не чистила и не мыла сама, а теперь страдала от работы, которая не казалась мне трудной. Однако в итоге Кэтрин осталась в монастыре, а я ушла. Но она уже давно не пачкает себе руки и преподает музыку.
ОБЫЧНО монахини демонстрировали чрезвычайную преданность священникам, особенно местному епископу и архиепископу. Веками религиозные женщины считали себя ниже священников, и, когда в 1917 году каноны пересмотрели, положение дел лишь усугубилось. Монахинь считали не только менее умными – их ожидали видеть скромными и робкими созданиями. Хуже всего было то, что они считались угрозой воздержанию священников. Поэтому хотя монахини благоговели перед священниками и чрезмерно их опекали, те должны были проявлять осторожность, дабы не перешагнуть невидимую черту, что могло быть неверно понято.
Архиепископ Мэнникс, позже ставший кардиналом и серьезно повлиявший на сохранение консервативного католического мышления, проживал в Кью и в свой девяносто пятый день рождения был приглашен посетить Дженаццано, монастырь родного района. К невероятному удовольствию общины, почитаемый старец принял приглашение, и от нас ожидали приветствия. Он был ирландец, возможно, из графства Лондондерри, и звали его Даниэль, что вдохновило наших сестер – выходцев из Ирландии спеть ему песню «Дэнни бой».
Седой архиепископ никак не реагировал на слова этой сентиментальной любовной песенки, банальной, но исполняемой с блеском нашим опытным хором. Мы следили за его бесстрастным лицом. Песней мы хотели сказать ему о нашей преданности и благодарности. Или мы оказались чересчур фамильярны? В правой руке Даниэль Мэнникс держал посох, и, когда архиепископ оперся на него, чтобы подняться и поблагодарить хор, наши натренированные глаза заметили на его лице нечто напоминающее легкую улыбку. По рядам пронесся вздох облегчения.
ВСЕ ЭТО время семья находилась от меня в какой-то сотне метров. В домике за кипарисовой изгородью мать была беременна в двенадцатый раз; к тому времени ей исполнилось сорок четыре года. Это было время тревог: святому Жерару, покровителю беременных (не помню, по какой причине), было обещано, что ребенок будет носить его имя, если все пройдет гладко. Так оно и случилось, и мой младший брат Гэри – позже его называли Гацца – стал в нашей семье тем самым «уродом» из поговорки. Когда он вырос, то принципиально решил никогда не заводить собственных детей.
По сравнению с пышной церемонией посвящения в послушницы принесение двумя годами позже нами первых настоящих обетов нищеты, целомудрия и смирения казалось событием простым и скромным. Снова мы произносили в храме положенные слова перед местным епископом, но на этот раз их слышали только другие сестры. Жизнь в качестве послушницы стала временем обучения уставу, двухлетним сроком, требующимся для понимания того, хочу ли я провести свою жизнь в качестве монахини. Мне оставалось немного до двадцать первого дня рождения, и я привыкла к этому образу жизни, не представляя себе ничего другого. Я искренне любила Бога и единство нашей общины.
В самый обычный зимний день, когда черная саржа стала для меня привычным покровом, я сменила белый чепчик и плат на черные, получила большие четки, которые должны были свисать с пояса, и распятие. Страсти Христовы соединились с жертвоприношением Карлы. Два страдания, одно из которых – большее – спасет мир.
Англия
КОГДА мадам де Бонно д'Юэ основала орден Верных Спутниц Иисуса, она была вдовой; ее последовательницы продолжали придерживаться стиля одежды того времени в память о духовном величии основательницы и в качестве обещания следовать ее примеру. Кроме того, подобные одеяния придавали монахиням ордена заметное своеобразие.
Именно поэтому в шестидесятых годах двадцатого века мы выглядели точно так же, как наша французская основательница в конце девятнадцатого, нося гофрированный чепчик и длинный остроконечный платок. Формально соблюдая условности старины, мы вместо лифчика надевали белый жакет под толстый белый платок, крест-накрест закрывавший грудь, чтобы не выдавались соски. Наша основательница была ярким мыслителем, намного опережавшим свое время. Однако монахини умудрились абсолютизировать ее внешний вид и манеры поведения.
Хотя мы приняли формальные обеты, нас не считали полноправными монахинями на протяжении следующих двух циклов испытаний, каждый длиной в три года. Эта строгая мера предназначалась для того, чтобы убедиться в подлинности устремлений каждой сестры, прежде чем она принесет окончательные обеты и ее нельзя будет выгнать из монастыря.
Церковные власти (никогда не принимавшие к сведению наше мнение) решили, что некоторые послушницы должны учиться в мельбурнском университете Латроб, а группу из шести человек, в которую входили как недавно посвященные, так и более старшие монахини, отправили в английский педагогический колледж Седжли Парк, что севернее Манчестера. Поскольку я в последний год учебы в школе пропустила много занятий и потому не подходила для университета, меня послали в колледж.
