Фрау Томас Манн: Роман-биография - Йенс Инге
Случайность? Вряд ли. По меньшей мере, этот случай доказывает, что деятельность Кати Манн, само существование все больше и больше — и, главное, по убеждению, искренне и без малейшего намека на лицемерие, — основывается на ее статусе жены Томаса Манна (и матери его детей). Для нее неважен был чей-то пример или чье-то влияние, она всегда исходила из своих убеждений, открыто высказывая собственное мнение и отстаивая его. Она прежде всего оставалась партнером своего мужа, лишь распределение ролей и свобода решений с самого начала соответствовали времени, так что о подлинном равноправии — несмотря на большие полномочия, которыми Катя обладала во многих областях, — не могло быть и речи.
Во всяком случае, если речь шла о жизни и смерти, на Катю можно было положиться: поэтому очень показательно, что Рики Халльгартен, близкий друг ее старших детей, перед тем как добровольно уйти из жизни, написал в предсмертной записке: «Прошу известить фрау Томас Манн».
Катя выдержала все испытания, выпавшие на ее долю, — годы эмиграции докажут это, но она избегала всякой шумихи, предпочитая не привлекать внимания к своей особе.
Глава пятая
Годы европейского изгнания
Мюнхенский карнавал anno 1933. «За столько лет здесь ничего не изменилось. Та же картина, что и в 1914 году. Празднества вне времени, шампанское течет рекой, как будто ничего не произошло»: это пир во время чумы, описанный Эрикой Манн 27 января 1933 года в пражской газете «Дойче цайтунг Богемия». Три дня спустя Гитлер стал рейхсканцлером; Клаус Манн записал в своем дневнике: «Все плохо, все плохо, все из рук вон плохо». Однако Мюнхен, как всегда, — во всяком случае, несколько недель — жил прежней жизнью: первого февраля в «Бонбоньерке» стартовала («бок о бок с Гитлером») вторая эстрадная программа Эрики Манн «Перечница». Как же они надеялись, что проснутся на другое утро верноподданными баварского короля кронпринца Рупрехта; и 10 февраля все семейство Манн отправилось в большую аудиторию Максимилианского университета, чтобы послушать лекцию Волшебника — по заказу местного Общества имени Гёте — под названием «Страдания и величие Рихарда Вагнера». Вечером того же дня сын Клаус сделал следующую запись в своем дневнике: «Великолепно, разносторонне; все внимание — личности. Несколько изумительных стилистических находок. […] Говорил именно то, что хотел сказать (что бывает крайне редко). Зал неполный, но публика прекрасная. После лекции отправились в бар „Времена года“, кроме нас были Франки, Фосслеры, Райзи, Эренберг и еще Элизабет — впервые в баре, очень здорово». На следующий день Катя упаковала — как всегда, в спешке — последние вещи для предстоящей небольшой поездки в несколько европейских городов, где мужу надо было выступить с лекцией на ту же тему. Большой багаж для проведения зимнего отпуска в Аросе она уже успела отправить раньше.
«Он уезжал в гости на три недели, — писал Томас Манн в „Волшебной горе“. — А в итоге молодой человек пробыл там семь долгих лет». Поездка супругов в Амстердам, Брюссель и Париж, куда Волшебника пригласили повторить свою вагнеровскую лекцию, длилась почти втрое дольше: «Прошло девятнадцать лет с тех пор, как мы покинули Мюнхен, — значится в дневниковой записи Томаса Манна, помеченной октябрем 1952 года. — Четырнадцать лет в Америке и теперь, на закате жизни, возвращение в Швейцарию. За это время мы уже стали стариками». Действительно, Кате было около пятидесяти, когда она покинула свой родной город, а снова она увидела его почти в семьдесят лет.
Двадцать восьмого февраля 1933 года горел рейхстаг. Клаус Манн записал в дневнике: «Сообщение по радио: арест Осецкого, Мюзама и так далее. Запрещены газеты и так далее. Вот теперь-то и начнется». И он оказался прав.
Но пока еще национал-социалисты не в полной мере явили миру свою суть. Тем не менее, начало поездки не предвещало ничего хорошего. И надо же, именно в столь любимом Амстердаме доклад о Вагнере прошел без успеха; зал был непомерно огромен, акустика отвратительная, к тому же «значительное большинство публики составляли интеллектуально ограниченные иностранцы, преобладающая часть которых» вообще ничего не поняла и только кашляла. По мнению Кати, высказанному в письме Эрике, это, правда, нельзя было назвать «катастрофой» — «помимо очень теплой встречи перед началом лекции его провожали учтивыми и вполне искренними аплодисментами», жаль только, «что из этого прекрасного доклада Волшебник выбросил огромные куски, сохранив при этом полное присутствие духа». «Я была готова разрыдаться, когда по дороге в Брюссель он с задумчивым видом произнес: „Ведь в Мюнхене этот доклад встретили с таким интересом, почему же тут он вызвал сплошной кашель?“»
А вот в Брюсселе все вышло, видимо, «прекрасно». «Доклад состоялся в очень уютном зале перед необычайно приветливой, интеллигентной аудиторией, привлек к себе завидное внимание и вызвал бурю оваций». Дипломаты бельгийской столицы тоже оказались значительно учтивее и сердечнее, во всяком случае, распорядок дня получился «чрезвычайно напряженным»: с самого утра сплошные визиты, потом очень долгий завтрак и в завершение прием в ПЕН-клубе. «Отцу даже пришлось прочитать лекцию в немецком землячестве, которое было ему очень благодарно».
В Брюсселе Томас Манн читал доклад на французском языке в переводе Феликса Берто, и Катя отметила в этой огромной рукописи все места, которые ее муж считал наиболее важными.
