Игорь Дьяконов - Книга воспоминаний
Были репрессированы или арестованы, но выжили: Берггольц О.Ф… поэтесса; Болдырев А.В., филолог-классик; Бриль Ю., участница Испанской войны; Гнедич Т.Г., поэтесса (перевела байроновского «Дон-Жуана» в камере); Гумилев Л.Н., историк (трижды репрессирован); Гюзальян Л.Т., востоковед; Доватур А.И., филолог-классик; Дьяконов А.Н. (мл.) (в японских лагерях); Ермолаев М.М., полярник; Жирмунский В.М., филолог, академик; Заболоцкий Н.А., поэт; Иоффе И.Л., студентка, японистка; Ковалев С.И., историк-античник; Конрад Н.И., востоковед, академик; Коростовцев М.А., египтолог, академик; Крачковский И.Ю., арабист, академик; Крейнович Е.А., специалист по языкам народов Севера; Кривцов В.Н., китаист, литератор; Любарская А.И., литератор; Люблинский Ю., студент; Магазинер Я.М., ученый-юрист; Оде-Васильева К.В., арабистка; Ольденбург С.Ф., востоковед, академик; Раков Л.Л., историк, литератор (дважды репрессирован); Старкова (Подтягина) В., учительница; Рыкова И.Я., переводчица; Тарле Е.В., историк, академик; Фридлендер Г.М., литературовед (трудовые лагеря); Харитонов В.А., политэкономист; Шпринцин А., востоковед-китаист; Шумовский Т.А., востоковед-арабист (дважды репрессирован) — 30 человек.
Погибли от голода в блокаду: Бендер И.Г., востоковед; Болдырев А.В., филолог-классик; Борисов А.Я., востоковед; Дьяков Б.Я., техник; Дьякова А.П., зубной врач; Дьякова А.Я. («Нюрочка»); Дьяконова М.П. (мама — от последствий дистрофии); Емельянова М.И. (бабушка); Жебелев С.А., историк-античник, академик; Зееберг Н., мой товарищ по классу; Казин В.Н., востоковед-китаист; Клодт Е.П., преподавательница; Козлова Е., преподавательница; Коковцов П.К., семитолог, академик; Курбатов Д., товарищ брата Алеши; Лебедев И.С., филолог; Ляпунова К.С., музейный работник; Михельсон С.Н., преподавательница; Птицин Г., востоковед, поэт; Рейхардт, муж (профессор) и жена (экскурсовод); Ривин А., поэт; Римский-Корсаков В.А., филолог; Родин Н., преподаватель; Сауков П.А., музейный работник; Свидер М., семитолог (умерла с голоду после войны); Ухтомский А. А., физиолог, академик; Фурсенко В.В. (отец), преподаватель; Шер М.А., музейный работник — 28 человек.
Погибли на фронте: Бабушкин Я., работник блокадного радио в Ленинграде; Ветлесен Т… погиб на корабле, взорванном немецкой торпедой; Выгодский А.Г., литературовед-теоретик, работник радиокомитета в Ленинграде; Гринберг М.Е., арабист; Дьяконов Алексей (брат), инженер-кораблестроитель; Мачинский А.Д., археолог; Марморштейн (?), историк-марксист, доносчик; Петров Е., писатель; Ревнов (?), арабист, доносчик; Розенштейн Д., философ; Самойлович В.Р. (сын); Старков В.Б., капитан корабля; Фурсенко И.В., биолог.
Воспоминания стихотворные
Белой ночью
Светлый север зеленеет над затихшею землей,
Тихо листьями шевелит бесконечный шар земной.
Темно-красной влагой полных двух стаканов слышен стук.
В полутьме передо мною позабытый старый друг.
Как прохладный этот вечер, тихо наша речь течет,
И в своей недолгой жизни сам себе даю отчет.
Забываешь по крупинке все, чем сердце билось встарь,
Но в такую ночь, быть может, городская сгинет гарь,
И пойдет душа дорогой, вдаль под темною листвой,
Вспоминая понемногу путь давно пройденный свой.
Можно век итти полями, край планеты не найти –
Хорошо, что светлоглазой с той душою по пути…
1935
* * *С темно-зеленой выси, где в волненье
Мы прерываем праздный разговор,
Недвижный в вечно плещущем движенье
В величье голубом открыт простор.
На полукруг пустынных побережий
В мильонный раз свершали струи бег.
И я познал пред миром трепет прежний,
Племен премудрых поздний человек.
Когда был ревом полон лес косматый
И неисхожен мир, дремуч и гол,
На берег вышел некто волосатый
И, хитроумный, камень расколол.
Воздвигнув мир, как дед — шалаш свой дикий,
Свершали люди все страшней дела,
И под стопы их мудрости великой
Природа покоренная легла.
На полосе песков все было пусто,
Все рокотали струи без конца, –
Мы продолжали речи про искусство,
Не помянув косматого отца.
1939
Из Вильденвеля
Etensomt land er denne dunkle sjel
Страна пустынная — туманная душа,
Где вес живет, страдает, отражает
Страдания и жизнь других. Спроси ж:
Кто путешествует страной твоего сердца?
Кто благородный ищет там цветок,
Чьи ветры по миру разносят семена
И сеют в плодородной этой почве,
Далеко от садовников и грядок?
Кто ищет родников по лесу твоих мыслей,
И там живет, и жизнь из жизни пьет,
И изучает там сиянье глаз своих?
Гончарный круг
Круг вертится, время шутит, -
На круженье положись –
Как захочешь, он закрутит
Нашу глиняную жизнь.
Крута ход всегда единый –
Он не может не крутить –
Быть горшку из кома глины,
Чтобы кашу в нем варить.
Много лет придет и минет –
Равнодушная рука
Из земли разверсткой вынет
Два разбитых черепка.
Я тебе, когда на деле
Срок для жизни наступил.
Обожженной той скудели
Два кусочка подарил.
Подожди еще немного –
Круг шуршит, верна рука,
И совсем не дело бога
Обжигание горшка.
Кармир-Блур, 1939
* * *15 августа
Покрыты мягкие холмы
Ковром мохнатым. Скоро осень.
Над озером склонились мы,
Где синь небес и темень сосен.
Друг другом горды и богаты,
От этих сосен и долин
Мы донесем свои пенаты
В тот неизбежный край седин,
Где будем вместе я и ты,
Как наше озеро, чисты,
Прямей душою этих сосен,
Как вереск, цветом встретим осень.
Земля зимы, земля озер и сосен,
Зеленых звезд прозрачный хвойный лес!
Еще без краю и долин и весен,
И синих, и пылающих небес.
Не терпит время, путь еще далекий,
Но нам дорога с песнею легка –
Берем с разбега перевал высокий,
И все уходят с неба облака!
Но вот желтеет небо и вершины,
И слышен стук колес и звонкий плач,
И пар встает над новою долиной,
И воздух пахнет морем и горяч.
Широк тот мир, что разлился под нами
Огромной, необъятною землей.
Высоко ночь открылась перед нами,
Но долог путь за нашею звездой.
Начало осады
