Галина Гудкова - Будут жить !
Ничто не устрашало их, как не устрашало и других сталинградских девушек, служивших в дивизии.
* * *
Тяжелую, многотрудную работу выполнял медсанбат дивизии. Перед январскими боями командование армии приказало создать - и в ходе боя выдвигать как можно ближе к полям сражений - передовые отряды медиков.
На медпунктах полков и батальонов постоянно не хватало шин, перевязочного материала. При повреждении у раненых костей и обширных поражениях мягких тканей медицинские работники не могли обеспечить людям неподвижность пострадавших конечностей, а бездорожье и перебои с транспортом не давали возможности своевременно эвакуировать воинов. Тут-то и должны были помочь передовые отряды!
Каждый такой отряд состоял из бригады хирургов, военфельдшеров, операционных медсестер и нескольких санитаров. Отряду придавалась машина, он обеспечивался тремя брезентовыми палатками, хирургическими столами, перевязочными материалами, медикаментами, различным инструментарием. Располагаясь в пяти-семи километрах от наступающих частей, такой отряд мог быстро принять нуждающихся в квалифицированной медицинской помощи воинов, при необходимости немедленно оперировать их, без задержек отправлять в медсанбат или прямо в армейский госпиталь.
Медсанбат дивизии по мере нашего продвижения к Волге тоже двигался вперед. Сначала он размещался в балке Двойная, позже - на территории совхоза имени 8 Марта.
Работать персоналу передового отряда пришлось в тяжелейших условиях. Прежде всего приходилось самим ставить палатки. А это зимой при сильном ветре очень непросто. Мерзнут руки, втыкать анкерные колья в застывшую землю все равно, что в железо, а слабо забитые, они не способны удержать бьющиеся, как паруса, полотнища: палатки срывает и несет в открытую степь.
Наконец они установлены, пора растапливать жестяные печки. Греют эти печки плохо, в шаге от них холод такой же, как снаружи. И все же над раскаленной жестью можно отогреть ампулы с новокаином, несколько минут подержать коченеющие руки! Однако регистрируя раненых, медсестры вынуждены работать в рукавицах. Строчки неровные, буквы корявые. Но это еще ничего! Вот кетгут или шелковую нить в хирургическую иглу в рукавицах вдевать нельзя... Держать скальпель и подавать инструменты тоже приходится в одних резиновых перчатках...
Невероятно трудно оказалось вывозить раненых с полковых медпунктов в передовой отряд, а оттуда - в медсанбат и в армейские госпитали. Бездорожье, глубокий снег, артобстрел... Шоферы санбата проявляли большое мастерство и мужество. Рядовой А. Н. Маслов полтора месяца водил машину без сменщика. Водил днем и ночью. Он вывез с полковых медпунктов без малого тысячу раненых! Шофер П. С. Шкурдода неоднократно попадал под артобстрел, но ни разу не оплошал, всегда благополучно доставлял людей в медсанбат., У него не произошло ни одной аварии.
Сопровождая раненых в тыловые госпитали, уже знакомый читателю Игорь Обольников вместе с шоферами расчищал снежные заносы, проталкивал буксующие грузовики, сильно обморозился.
Мы с Дусей Рябцевой работали как обычно: продвигались за батальоном, отрывали щели для укрытия раненых, а если везло - укутывали их и обогревали в захваченных вражеских блиндажах. После того как от противника очищали какую-нибудь деревню, размещали медпункт в уцелевшей хате.
На рассвете 24 января мы шли в освобожденную Песчанку. Снежная равнина перед селом - вся в окоченевших трупах фашистских солдат. Иные стоят, утонув в глубоком снегу где по колено, где по пояс. Стоят в тех позах, в каких настигла смерть, превращенные морозом в статуи. Окаменевшие на сорокаградусной стуже лица сохраняют выражение ужаса, боли, смертной тоски. Страшно идти таким музеем ледяных фигур, даже если это фигуры врагов...
Но в Песчанке мы обнаружили четырех наших раненых бойцов, захваченных в плен и брошенных гитлеровцами в холодный сарай. И сострадание к погибшим под селом немецким солдатам исчезло без следа. Его сменили, как обычно, гнев, презрение.
На следующий день, к вечеру, передовые подразделения дивизии освободили пригород Сталинграда - поселок Минина - и вырвались к Волге. Перед нами лежал разбитый, дымящийся, до боли родной город, в развалинах которого предстояло добить остатки армии Паулюса.
Глава пятнадцатая.
Последняя неделя
К вечеру 26 января части дивизии вышли на южный берег реки Царица. Поставленная командованием фронта задача была выполнена: армия рассекла окруженную в городе группировку врага на две части.
Дивизии предстояла переправа через реку с разбитым льдом, бой за высокий северный берег Царицы. Гитлеровцы укрепились там в окопах и каменных подвалах разрушенных зданий, засели на верхних этажах нескольких уцелевших трех- и четырехэтажных домов, просматривали оттуда позиции наших полков и вели сильный пулеметный огонь.
В ночь на 28 января офицеры и солдаты штурмовых групп, одетые в белые маскхалаты, перебрались через реку, неслышно подползли к намеченным для захвата домам, забросали гарнизоны этажей гранатами, ворвались во внутренние помещения и открыли автоматный огонь. Один из домов захватили бойцы старшего сержанта Фефилова.
За штурмовыми группами пошли стрелки, потащили орудия артиллеристы, переправились минометчики. Через четыре часа с небольшим северный берег очистили от противника. Отсюда дивизия развернула наступление к центру Сталинграда.
Два полка - 106-й и 128-й - пробивались вдоль улиц Ломоносова и Островского к улице Халтурина, где предстояло соединиться с частями 62-й армии. А 229-й стрелковый полк и Отдельный учебный стрелковый батальон - по улице Пушкина. Начались непривычные уличные бои...
Очевидцу событий трудно нарисовать объективную картину происходившего: каждому офицеру и солдату минувшее видится по-своему, и равнодушных среди них не встретишь. К тому же на каждом клочке земли в разное время случается разное.
Что же осталось в моей памяти? Прежде всего разбитые дома: там одинокая стена с пустыми провалами окон; там обнаженная взрывом комната с провисшим полом, с зацепившейся за что-то кроватью с никелированными шишечками; там обрубки деревьев; там груда битого кирпича. И на всем: на грудах кирпича, на поваленных электрических столбах, на шинелях и сапогах убитых гитлеровцев - иней. Толстый, пушистый иней.
Памятен и грохот. Грохот стрельбы и разрывов, внезапные щелчки ударивших рядом пуль, выбивающих из кирпичей красную пыль, похожую на сухую кровь.
Бойцы выкатывают на середину улицы противотанковое орудие и бьют прямой наводкой по дому, где засели вражеские пулеметчики... Другие бегут, пробираются через развалины к одним им известной цели... То скрываются за глыбами кирпича, то выскакивают и ведут огонь автоматчики... На тротуаре лежит убитый связист, его товарищ разжимает кулак погибшего, чтобы забрать катушку с телефонным кабелем... Бегом перетаскивают свое оружие минометчики... Один падает и пытается ползти...
