Елена Лаврентьева - Дедушка, Grand-père, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков
Наталья Романовна с Адрианом, 1937
Что касается общих черт характера, дело обстоит сложнее. Начну с воспоминаний Владимира Александровича Попова: «Когда в моей памяти встает облик Алеши, я вижу его таким, каким помню в последние годы, когда он стал законченным в своем духовном развитии. Из всех свойств его внутреннего “я” в нем больше всего поражала необыкновенная воля. Она не выражалась в бурной энергии, но ковалась в упорной работе над самим собой, в труде, который вел его к намеченной цели. Препятствия на этом пути не пугали его: он разрушал их медленным, постепенным трудом… Другой чертой было отсутствие в его мышлении и поступках пошлости, обыденности — всего того, что обезличивает человека и сливает его с безликой толпой. Алеша был всегда выше толпы. Он не любил ходячих слов, суждений, мнений. Многим он, быть может, казался неприятен тем, что всегда сохранял свое собственное лицо. Он никогда не придавал большого значения материальным средствам, и они не были для него, как для многих других, самоцелью; он смотрел на них как на большую или меньшую возможность удовлетворить свои потребности, в первую голову те, которые были менее всего пошлы. Никогда он не любил “бросать пыль в глаза” и показывать, что его собственное материальное благосостояние стоит выше кого-нибудь другого. Во внешней обстановке своей жизни он не любил роскоши, и его идеалом во внешности был на первом месте “комфорт”, а потом уже красота. Он мог и умел удовлетворяться самым малым. Эта скромность была одной из сторон силы его духа и не позволяла ему навязывать никому свое мнение. Он имел это “свое мнение”… он мог бороться за него и боролся, когда знал, что не может переменить его… Те, кто, как он, умел уважать чужое мнение и другую волю, уважали его и шли к нему, делаясь друзьями… Алеша был борцом за жизнь, и мне кажется, что он победил бы ее, если бы случаю не угодно было так жестоко кончить эту борьбу в самом начале…»
Мой отец был, конечно, другим человеком, более эмоциональным, более «артистичным». Здесь, возможно, сказались наследственные черты характера матери — художницы. Но способность к повседневному труду, твердость воли, с которой он шел к намеченной цели, индивидуализм и наличие собственного мнения по основным жизненным вопросам — этого у отца отнять невозможно. О себе судить трудно, но способность, когда нужно, «приклеиться к стулу», по выражению моей супруги, выполнить необходимую работу и хоть немного приблизиться к намеченной цели — эти свойства моего характера, как мне кажется, можно назвать генетически обусловленными.
Н. С. Смирнова
Дневник гимназиста
С фотографии на меня внимательно смотрит мальчик, очень серьезный и милый. Мальчику пятнадцать лет. Он гимназист — на нем форменная курточка, наверное, серого мышиного цвета. Фотография пожелтела от времени, она сделана в 1886 году. Я пытаюсь найти фамильные черты и в более поздних его фотографиях. Мне интересно представить, как он говорил, что читал, как учился, какой у него был тембр голоса. Я никогда его не видела, а он никогда не узнает о моем существовании. Отцом моего отца он станет в 1909 году.
Руф Яковлевич Смирнов, ученик гимназии
Счастье, что сохранились сведения о моем прапрадеде. Звали его Ржаницын Руф Александрович (1818–1879), священник Николоваганьковской церкви, протоиерей, у которого было тринадцать человек детей. В живых осталось восемь, среди которых Мария Руфовна, мать моего деда. Из этих восьми детей ни один не пошел по стопам отца, зато среди них были врачи, учителя и чиновники. Но эта не та история, о которой я хотела бы рассказать. Проходя теперь мимо Румянцевского музея (самое старое здание Ленинской библиотеки), я знаю, что в сохранившейся в его дворе красавице-церкви служил мой прапрадед. Служил настолько хорошо, что епархия после его смерти издала некролог отдельной книжицей, которая чудом сохранилась в семье. Начало некролога поражает искренностью, незатертостью и незабитостью слов, выбранных для прощания: «В ночь на двадцать пятое число января текущего года (1879) скончался один из ревностных пастырей, редкий по своим душевным качествам, отец протоиерей Московской Николоваганьковской церкви Руф Александрович Ржаницын. От природы больной и слабого телосложения, этот поистине деятель непостыдный на ниве Божии, всю жизнь свою провел в постоянных трудах, заботах и лишениях, но при всех обстоятельствах его трудной и разнообразной деятельности сила Божия видимо совершалась в немощах его».
Мальчик с фотографии, внук священника, вырастет, выучится на врача, пройдет фронты русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн, примет активное участие в земском движении, будет избран в Курске членом Государственной думы второго созыва от партии социал-демократов. Он будет дважды женат, и у него будет трое детей — один мальчик, мой отец, и две девочки. Не станет его в 1919 году по причине абсолютно банальной для тех лет — его унесет тиф. Это мой дед, Смирнов Руф Яковлевич, 1873 года рождения.
Руф Александрович Ржаницын
В нашей семье сохранился его дневник, он начал вести его в 1886 году, а закончил в 1888-м. Известно, что он заикался. Это важно потому, что дневник написан мальчиком, которому, наверное, трудно было говорить — «комплексы», как бы мы сказали теперь. Отсюда и стиль записей, отражающий особенности разговорной речи. О том, что он заикается, я узнала совершенно случайно, прочитав надпись на обороте его фотографии, сделанную его сестрой много позже. Растет он в дружной большой семье, у него два брата и две сестры — Сергей, Андрей, Анастасия и Мария. Их отец, Яков Смирнов, приехал из Вологды и женился в возрасте тридцати пяти лет на шестнадцатилетней Ржаницыной Марии Руфовне, дочери священника. Яков Смирнов был бедным чиновником и умер через семь лет после женитьбы, оставив совсем молодую вдову с пятью детьми. Отца уже нет, еще жива молодая и властная мать, воспитывающая пятерых детей, а после смерти Анастасии от чахотки — четверых. Материально помогает семье брат матери Алексей Руфович Ржаницын, удачно и по любви женившийся на дочери текстильного фабриканта.
Руф Александрович Ржаницын с супругой Марией Семеновной
Родители Руфа Яковлевича Смирнова: Мария Руфовна Смирнова (Ржаницына) и Яков Смирнов
Дед мой, Руф Яковлевич Смирнов, был членом социал-демократической партии и находился в оппозиции к царскому режиму, что не помешало ему окончить медицинский факультет Московского университета в 1896 году, а гимназию он закончил с серебряной медалью. По странному стечению обстоятельств я работаю теперь в том же здании университета в центре Москвы на Моховой, в котором учился мой дед. Царь-батюшка в 1907 году сослал члена разогнанной II Государственной думы сначала под Воронеж, где в слободе Бутурлиновка и родился мой отец, считавший себя коренным москвичом, а затем в Торжок, ще дед основал земскую больницу. В местном краеведческом музее о нем и его родной сестре, Марии Яковлевне Смирновой, хранится благодарная память. Мария Яковлевна стала врачом-гинекологом, выучившись в Германии на деньги богатого дяди, и стала в советское уже время первым заслуженным врачом тогда Калининской, а теперь снова Тверской области. Тогда была редкая вещь — женщина-врач с высшим образованием. Его братья Сергей и Андрей следуют за братом всюду, или он их за собой таскает, как и сестру, кстати. Андрей преподавал музыку, а Сергей рисование. Когда их не стало и где они похоронены, я не знаю. Папа мой об этом как-то не говорил, но дядя Сережа упоминается в одном из его писем середины двадцатых годов. В 1914 году дед ушел на фронт, провоевав до конца войны, окончание которой застало его в Курске, где он и умер от тифа в 1919 году сорока шести лет от роду, будучи заместителем главного врача военного госпиталя.
