Владимир Гросман - Хроники незабытых дней
Приглашение Миши к сотрудничеству с внешней разведкой принял без колебаний, и он стал моим «ведущим офицером».
Справочно (о разведчиках) Когда, наконец, родители приобрели свой домик в Томилино, и появилась возможность принимать гостей, к нам стали приезжать друзья отца, как мне двадцатилетнему казалось — «старые грибы». Некоторые уже пенсионеры, другие на преподавательской работе. Слушать стариков было безумно интересно.
Жизнь, вернее работа, разбросала их по всему свету, кто-то провёл семь лет в Индонезии, из которых, будучи нашим агентом, отсидел год в джакартской тюрьме. Другой выпускал еврейскую буржуазную газету в Нью-Йорке, затем тоже сидел четыре года, но уже у нас, благодаря чему остался жив. Его выпустили и отправили на фронт только в начале 45-го.
Один, похожий на арбузное семечко толстячок, уверял, что сделал для кубинской революции больше, чем Фидель Кастро. Во всяком случае, сам генерал Батисто называл его другом. По возвращении в страну, и находясь в забвении, он ютился в Москве по съёмным углам. Об этом написал Никите Хрущёву, прося предоставить его семье квартиру. Как ни странно, квартиру дали, но в Минске, там же предоставили место заведующего кафедрой иностранных языков в университете.
Чаще других у нас бывал милейший и интеллигентнейший, назовём его З. Левин, лично знавший Филби, Фишера и других легендарных разведчиков. Его с женой «забросили» в Америку через Китай и Канаду. На это ушли годы. В США он преподавал в университете, одновременно работая в одной из подкомиссий Сената. В перерыве между лекциями ему сообщили о провале. Не заходя домой, на чужой машине, он в три дня пересёк страну и покинул Америку в трюме советского парохода, ожидавшего его в порту и под разными предлогами откладывавшего отплытие.
После нескольких месяцев допроса, жену оставили в покое и прекратили слежку. Она твердила: «Я не знала, что муж был шпионом». Газеты пестрели их фотографиями.
Её и сына наши люди буквально выкрали из США через два года. З. Левин был лишь одним звеном в длинной цепи громкого дела супругов Розенберг. С семьёй Рихарда Зорге сталинский режим поступил иначе, но тогда об этом не знали.
Слушая стариков с легендарными биографиями, конечно, я мечтал стать разведчиком.
Не могу сказать, что дополнительная нагрузка была в тягость, но забот прибавилось. Приходилось посещать мероприятия, не имевших прямого отношения к работе. Сегодня, например, встреча с делегацией американских квакеров в Доме дружбы, завтра приём в Посольстве ФРГ, на следующей неделе презентация чьей-то книги в ЦДЛ. Я понимал, что участвую в чьих-то разработках, общей картины не видел, да и не положено было. Мои вечерние бдения жене явно не нравились. Однако, в зарубежных командировках выполнять задания было ещё сложнее, малейшее отклонение от жёстких норм поведения за рубежом, тут же отмечалось «стукачами».
Должен разочаровать Читателя, вторую зарплату я не получал, засад и перестрелок не было. «Где начинается стрельба, кончается разведка» — говорил Моисей Урицкий — один из стоявших у истоков создания этого ведомства.
Вернёмся к Нигерии. Наконец подготовка к участию Агентства в африканской выставке вступила в практическую фазу — Правление утвердило рабочее задание, состав делегации и сроки командировки. Летим вдвоём на семь дней, старшим назначен Дима С., хороший парень, знающий специалист с опытом зарубежной работы. Смущает одно «но» — он панически боится насекомых и всяких гадов. Не лучший вариант для тропиков.
Продолжалась многомесячная процедура оформления на выезд. Исписывалось множество бумаг, собиралась чёртова уйма виз и подписей. В те весёлые годы на каждый пук требовалось заполнить анкету.
Не буду утомлять подробным описанием этого марафона, расскажу лишь о ключевых моментах.
Проверка каждого выезжающего шла параллельно по двум направлениям. Если физическое состояние исследовалось только медиками, то нравственное здоровье пристально изучалось трудовым коллективом, партийной организацией, старыми большевиками, и Комитетом Госбезопасности.
Чтобы получить медицинское заключение «практически здоров» пришлось обойти немало врачебных кабинетов, сдать несколько анализов. «Тропикальных» проверяли особенно тщательно. Затем наступила очередь вакцинации. Прививку от оспы и холеры получил с перерывом в неделю, ещё одну инъекцию от жёлтой лихорадки влепили в задницу за пару недель до отъезда. Этот прощальный поцелуй Минздрава уложил меня в постель на два дня. Деваться некуда, на авиарейсы в Азию и Африку в аэропортах установлен строгий медицинский контроль.
Дата вылета приближалась. Подходили к концу ритуальные танцы по оформлению документов, оставалось сделать два-три па. Одно из них — визит в ЦК на собеседование. Вызов на Старую площадь являлся непременной процедурой, означавшей, что партия тебе почти доверяет и возможно позволит выкатиться «за бугор». Говорю «возможно», потому что завернуть могли на любом этапе. Одного знакомого высадили из готового к взлёту самолёта. Больше он заграницы не видел.
В назначенный день и час я сидел в одном из кабинетов ЦК и внимательно слушал сухонького старичка. Вопросов ко мне почти не было, дедушке было скучно, хотя он и пытался изобразить чрезвычайную занятость. Наконец, закончив рассказ о своих ратных подвигах эпохи борьбы с «кулаками-мироедами», он пожал мне руку и отпустил с Богом. Я радостно помчался в цековский буфет, в то время единственное место в Москве, где можно было купить Марльборо и заодно дёшево пообедать. Очередной рубеж позади.
За день до выезда нас с Димой ждало ещё одно обязательное таинство — ознакомление с секретным документом. Кажется, он назывался «Правила поведения советского человека за рубежом», за точность заглавия не ручаюсь. Этот многостраничный шедевр хранился в кладбищенской тиши Первого отдела.
Сколько бы раз человек не выезжал, требовалось штудировать брошюру снова и снова. Чтение документа доставляло особое удовольствие. Полагаю, над ним трудился целый коллектив — одному половозрелому дебилу сварганить подобный бред было не под силу.
Похоже, авторы хорошо изучили «Домострой», и при этом сами никогда не покидали пределов родного края. Советскому человеку в стране пребывания запрещалось ездить на велосипеде и мотоцикле, вступать в разговоры со случайными прохожими, давать домашний телефон, покупать билеты лотереи, останавливаться в отелях ниже четырёх звёзд — всех запретов не перечислить. В тропиках к тому же было запрещено передвигаться по улице пешком, а также пользоваться вело- и моторикшами, что приравнивалось к смертному греху. Помню, работая в Индии, я часто колесил по стране в местных командировках, с наслаждением нарушая пункты брошюры с первого по последний.
